“Приехал Макрон — сказал, всё хорошо”: белоруска из Марселя о проблеме мигрантов

Когда 15 лет назад Ольга [имя изменено] переезжала в Марсель, она была одинаково открыта всем перемешанным в этом городе культурам. Сейчас она уже не может сказать, что осталась такой же открытой, такой же толерантной, какой была, переезжая в этот город на юге Франции.

Мы продолжаем серию интервью “Страх и ненависть”, в которых разные люди рассказывают нам о своих взглядах на толерантность и миграционный кризис.
 

“Европейцы им должны, потому что использовали труд их родителей”

— Мигранты из стран Африки начали приезжать в Марсель в 60-е годы. Тогда со стороны Франции был большой запрос на рабочую силу и людям легко давали возможность легально здесь работать.

Люди, которые приезжали тогда в Марсель, охотно интегрировались во французское общество, не навязывали местному населению свой стиль жизни.

Потом французское правительство дало им возможность привезти сюда и свои семьи. И уже следующее поколение из эмигрантской среды, которое родилось здесь, в Марселе, получило французское гражданство по рождению. Но местными многие из этих людей себя не считают. Они подчёркивают: да, я француз — но я при этом марокканец, алжирец и так далее.

Сейчас начались проблемы именно с этим поколением мигрантов. Многие из них считают, что европейское общество им должно, обязано, ведь использовало труд их отцов и матерей.

Начались проблемы на религиозной почве. Самый яркий пример — празднование Рождества. Для европейцев это самый большой праздник, и в этот день принято всюду устанавливать символ Рождества — ясли, в которых рождается Иисус. Раньше ясли были повсюду — и в церквях, и в мэрии. А сейчас мигранты добиваются разделения политики и религии. То есть яслей в мэрии быть не должно.

Эти религиозные проблемы приходят и в школы. Сейчас там требуют пересмотреть питание, добиться халяльной еды. То есть мигранты уже не адаптируются, а навязывают свою культуру.
 

“Двое моих друзей из-за этой проблемы просто уехали из Марселя”

— Когда 15 лет назад я уезжала в Марсель, об этой проблеме писали не много. Доступ к интернету уже был, но мы пока ещё не были такими уж опытными пользователями. А может, просто не было такого потока информации. Да и Франция у меня, как у творческого человека, ассоциировалась скорее с модой, с элегантностью, а Марсель — с замком Иф.

Когда я переехала, я много перемещалась на общественном транспорте. И это было трудно и неприятно. Здесь нет понятия о том, что в общественном месте стоит вести себя так, чтобы не беспокоить окружающих. Такое чувство, что каждый подросток хочет показать, что он предводитель стаи. 

Я включил громкую музыку, потому что мне так хочется. Я поставил ноги на соседнее кресло, потому что мне так хочется. Я положил на соседнее кресло свой рюкзак, потому что мне так хочется. И чаще всего с таким отношением сталкиваешься именно со стороны некоренных французов.

Да, среди французов тоже есть разные категории людей. И всё же французские семьи ближе к нам по культуре.

То, что мы все разные, совсем не плохо. Но когда жители стран Ближнего Востока, Африки живут в своей среде, их характеры гармоничны. А в европейской среде разность наших характеров часто провоцирует конфликты.

Не то чтобы они агрессивны. Хотя нет, скорее всего, агрессивны. Как о белорусах говорят, что большинство из нас терпеливы, так и о них можно сказать: большинство — агрессивны. Обидеть их нельзя — ответочка будет такой, что продолжать дискуссию не захочется.

Были ли конфликты у меня лично? Да, я сталкивалась с агрессией из-за незначительных конфликтов. Например, когда муж попросил водителя машины позволить нам выехать из тупика, где находится наша парковка. Из-за незначительной просьбы он столкнулся с потоком брани и даже угроз.

Но я работаю и живу в благополучном районе, я стараюсь не бывать в районах, в которых главным образом живут некоренные французы. Моя помощница по хозяйству была в гостях у сына в центре города — и у неё вырвали сумку. Когда я говорю “вырвали”, это значит, что сумку она не отпускала, что её повалили на землю, чтобы забрать её.

Самое ужасное в том, что нападают обычно толпами. Если кто-то кого-то обидел, то отвечать тоже придут толпой, а не один на один.

Я не могу сказать, что перемены по отношению к мигрантской среде возникли во мне резко. Просто накопилось.

“Приехал Макрон — сказал, всё в порядке”

Наши друзья из-за обострения этих проблем вообще уехали из Марселя. Одна семья с тремя детьми уехала в глухую деревню: они решили, что дети в таком окружении расти не могут. Вторая семья уехала в Канаду. Лояльная политика Франции в отношении эмигрантов их не устраивала в принципе. Ведь все видят, что происходит, но политики делают вид, что не замечают этого.

Сейчас ситуация настолько запущена, что, если пытаться её решать, начнётся гражданская война. Социальная помощь во Франции развита хорошо, а мигранты ещё и хорошо об этом осведомлены. 

Иногда французы не знают столько, сколько знают мигранты: где, какую и когда помощь они могут получить. Да, в самом деле есть люди, которые не работают десятки лет, получают помощь и кусают кормящую руку.

Но толерантность — это наше всё. Неаккуратного слова политики себе позволить не могут. Особенно в преддверии выборов, которые во Франции пройдут в следующем году. Так что Эммануэль Макрон, приехав в Марсель и посетив район, в который даже полиция не ездит, сказал: всё тут нормально, не надо рассказывать сказок.

Мать моего мужа — коренная жительница Марселя. Её не стало 17 лет назад. Муж говорит: если бы мама вдруг ожила и увидела Марсель сегодня, она предпочла бы снова умереть.

Я не говорю, что все плохие. Есть блестящие умы, есть прекрасные образованные люди. И не они творят беспорядки на улице, не они загораживают тебе дорогу.

Но новости из Беларуси смотрю со слезами. Я вспоминаю, как несколько лет назад Ангела Меркель открыла двери для мигрантов, потому что Германии нужны были рабочие руки. И перед новогодними праздниками в Германию хлынул поток людей. Тогда было много жалоб от женщин, которые признавались, что мужчины на них нападали. Это замалчивалось, об этом старались не говорить, и я боюсь, что и в Беларусь едут люди, которые на всё готовы, чтобы выжить.

Что будет, если Беларусь не сможет им предоставить блага, которые помогли бы выживать? Если люди будут поставлены в условия “выживи или умри”? Что начнётся? Мы можем столкнуться с агрессией. А если эти люди останутся в Беларуси, выдержит ли наша культура такой натиск? Она и без того находится не в лучшем состоянии.