Жбанков: И культура согласия, и культура сопротивления одинаково опасны

"Гопнический" роман Виктора Мартиновича "Сфагнум" расколол литературное сообщество на две части. "Свои" книгу одобрили. Недовольные сразу превратились в "чужих". О поисках белорусского масскульта в "пацанской" среде, конъюнктурной литературе, текстах "без глубокой идеи" и национальном белорусском бестселлере Еврорадио разговаривает с культурологом Максимом Жбанковым — автором серьёзной аналитической статьи по мотивам "Сфагнума".

 

"Трансформация автора из " элитарного "в" поп-звезду" происходит на наших глазах"

 

Еврорадио: Много говорят (в том числе и сам Мартинович), что "Сфагнум" стал белорусским бестселлером, что от первого тиража остались считанные экземпляры. Почему в самые читаемые выбилась именно такая книжка?

 

Максим Жбанков: Я не верю в некую систему общенациональных бестселлеров. Я верю в точечные, точно адресованные месседжи. И, возвращаясь к нашей ситуации, вопрос не в том, когда у нас появится новый Акунин. Вопрос — в другом. Мне кажется, что за текстами, о которых мы сейчас рассуждаем, скрывается следующая проблема. Наши новые авторы — или те, кто претендует на этот статус — чувствуют себя, фактически, старосветскими инженерами человеческих душ. Генераторами смыслов и определенными руководителями процесса. То есть, они стремятся присутствовать в общественном сознании на тех позициях, которых они давно лишились. А нужно быть, во-первых, более скромными. А во-вторых, делать так, как делает тот же Виктор Мартинович. Он в процессе своей литературной эволюции лишается этой высоты статуса памятника. Такого квази-Набокова, квази-элитарности. И его тексты тоже меняются, и это успешно и тоже полезно. Но другое дело — насколько успешны и убедительны эти изменения.

 

Еврорадио: О каких изменениях идёт речь? Литераторам нужно быть "ближе к народу"?

 

Максим Жбанков: Нужны, условно говоря, новые схемы авторской работы, новые форматы авторского высказывания. "Сфагнум" в этом плане — произведение явно переходное. Трансформация автора из "элитарного" в "поп-звезду" происходит на наших глазах, в том числе, и в рамках этого текста. То есть, понятно, что мы уже не "элитарные", но мы ещё не знаем, и как быть коммерческими авторами. Вот, Адам Глобус, например, знает. Но он никому не скажет.

 

Это движение от монолитной, героической, триумфальной миссии до обозначения личного присутствия в узнаваемом для читателя культурном контексте. Я это в своё время назвал ресайклингом, переработкой культурного мусора. То есть, работа с явными сигналами, но в авторском формате. Игра с мусором, как это делает наш с Виктором любимый Тарантино.

 

"В культуре нужен мусор. Но нужны и бриллианты"

 

Еврорадио: "Игра с мусором" — универсальный рецепт современного бестселлера?

 

Максим Жбанков: Нужна многовекторность, многоэтажность культурного пространства. А мы до сих пор это не очень понимаем. Если появляется какой-то неформатный текст, мы пытаемся впихнуть его в определенные форматы. И в результате говорим: "Вот, что-то Мартинович недостаточно попсовый!" Но этого не надо бояться, это хорошо! В культуре нужен мусор. Но нужны и бриллианты. А что где — это решает каждый отдельный читатель.

 

Что касается какого-то народного текста — что он может в себе нести и к кому должен обращаться — тут нужно разобраться, что такое народный текст. Это, во-первых, какие-то архитипические сказочные сюжеты. Во-вторых, узнаваемые герои. В-третьих, узнаваемые ситуации и узнаваемый культурный контекст. В-четвёртых, прозрачный, энергичный, драйвовый язык. Всё это может сделать высказывание автора (заметьте, я не говорю о тексте) понятным для условного массового читателя.

 

Еврорадио: Роман Мартиновича во многом отвечает этим требованиям. Автор сознательно опускается до уровня массовой культуры, превращает её в товар, а сам становится торговцем. Но насколько это "наша" культура, и вообще, чья она?

 

Максим Жбанков: Если бы Мартиновича не было, его следовало бы выдумать. Это абсолютно шикарный пример того пути, который с разной скоростью проходим мы все — от российской культурной ориентированности к осмыслению собственной идентичности. И мне очень интересно наблюдать за этим путём! Штука в том, что я сам к белорускости, к осмыслению своего места в этой стране пришёл достаточно поздно. Мне было уже за сорок лет. Я просто однажды заметил, что все мои лучшие друзья говорят на мове, что все они, так сказать, белорусско ориентированы. И более того: что мне в этой ситуации комфортно. Я наконец понял, что это моё.

 

"Да что говорить о 1990-х? Мы с 1970-ми никак не расстанемся!"

 

Еврорадио: Виктор Мартинович однажды назвал свой бандитский роман прощанием с "дикими 90-ми", когда интеллигенция потеряла своё место в обществе. Нашла ли она себя, наконец?

 

Максим Жбанков: Я боюсь одного. Я боюсь, когда определённые вещи остаются неувиденными. Мне обидно, когда серьёзные, яркие таланты остаются незамеченными средой. Когда они не задерживаются в поле общественного сознания. С другой стороны, немного смешновато, когда в этом сознании задерживаются лица, как для меня, созданные искусственно. И это даже не вопрос конкретного случая, а констатация культурной ситуации. И дело тут не в преобразованиях интеллигенции, и не в 1990-х, всё началось гораздо раньше. А что до 1990-х, то для меня это был подарок. Как при советах, линия жизни была прозрачной и очень однородной. А потом получился вот этот "беспредел", как говорит Виталий Рыжков. Началось разрушение социальных структур. Я понял, что для меня это шанс быть свободным. Извините за пафос.

 

Иногда под настроение можно поразмышлять: вот мы, 40-летние, 50-летние, мы потерянное поколение, и кровавый режим съел нашу жизнь, а лучшие годы ушли неизвестно куда. Но потом утром ты идёшь и делаешь своё. Да что говорить о 1990-х? Мы с 1970-ми никак не расстанемся! У нас бесконечное прощание идёт, и со всем сразу.

 

Еврорадио: Насколько 1990-е влияют на сегодняшнюю генерацию авторов?

 

Максим Жбанков: Наши, белорусские "как бы криминальные" 1990-е были очень короткими. Это было время до первого референдума. Время, когда пытались отстраиваться структуры независимого белорусского бизнеса, происходил передел имущества — то есть, то, что в России и вообще на большей части постсоветского пространства отстроило эту территорию уголовной деконструкции определённого состояния общества и определённого состояния сознания. У нас этот процесс был закончен. Всё только начало меняться, но обещание нового дизайна общества было прекращено, перечеркнуто новым политическим порядком. Поэтому мне трудно представить себе прощание с белорусскими 1990-ми, их и не было. Было только обещание 1990-х. А прощаться с обещаниями — дело напрасное.

 

"Власти не обозначают общего пути для белорусской нации. А кто обозначает?"
 

Еврорадио: Какой месседж Мартинович вкладывает в свою книгу? Для кого это послание?

 

Максим Жбанков: Может, наша катастрофа, а может, и наше счастье в том, что белорусы как нация существуют в постклассическом формате. Это мозаичное единство. Общего пути для белорусской нации сегодня нет. И если мы упрекаем власти за то, что они нам этот путь не указывают, я спрошу: "А кто указывает?". Поэтому мне нравится думать о нашей ситуации, как о шаге через ступеньку. Состояние классической нации в её европейском варианте XIX века мы перескочили. И мы туда уже не вернёмся. Нам это уже не нужно. И тогда мы получаем мозаичную нацию и соответствующую ей мозаичную культуру. А также соответствующую ей систему разнонаправленных и разноязычных текстов, которые эту мозаичную нацию обслуживают. Единого месседжа для этой нации нет, и быть не может. Поэтому я считаю, что нам нужен не один Мартинович. Нам нужны триста Мартиновичей!

 

Еврорадио: Триста "пацанов с Автаза", которые, сидя на "кортанах", играют в белорусскую интеллигенцию? Или триста талантливых торговцев, которые в поисках масскульта играют в "пацанов с Автаза"? Вопрос в том, насколько убедительной выглядит эта игра.

 

Максим Жбанков: А убедительной она может быть тогда, когда за этой маской есть определённый авторский опыт. Личная аутентичность. И вопрос не в том, может ли интеллигент писать уголовные романы. Появится момент доверия автору! Если роман такой, как "Сфагнум", искусственность сочетания авторского "я" и маски для меня очевидна. То есть, размеры не сошлись. Есть зазоры, есть определённая дистанция, есть дисбаланс. Поэтому я и говорю, что играт можно. Но есть ли за этой игрой твоя личная правда?

 

"Культура аргументирования подменяется культурой солидарности"
 

Еврорадио: Возможна ли в Беларуси поп-культура, которая бы удовлетворяла интеллигенцию?

 

Максим Жбанков: Мне кажется, что сдвиг в направлении бульварного чтива — "низкой" литературы — происходит ещё и по той причине, что наши элитарные стратегии себя исчерпали. Они в основном не изменились со времён 1990-х! Если посмотреть, кто у нас делает "высокие" тексты — отчасти это как раз генерация "Возрождения". Это интеллектуальные романтики, которые в своё время пытались сделать белорусскую культурную революцию. Сейчас они продолжают это делать. Как Саганович, как Бобков, как Дубовец, как тот же Акудович. Они фактически говорят вдогонку. Но время уже другое. Время их не ждёт. И, честно говоря, вопрос: интересны ли они? И тут однозначного ответа нет. Скорее, есть проблема. И ситуация определенной растерянности.

 

Кстати, очень интересен пример Альгерда Бахаревича. Он использует то, что точно знает. Сознательно уходит в пространство бытовой жизни микрорайонов. Отстраивает альтернативную литературную мифологию, обоснованную всем известными примерами из школьной программы. Он пытается переосмыслить определённые основные принципы вульгарной культурности. Но он это делает в формате интеллектуального редизайна. И это очень полезно.

 

Еврорадио: А в случае "Сфагнума" "низовой" контекст переиграл автора. Но ситуация такова, что сказать Мартиновичу об этом даже некому?

 

Максим Жбанков: Если кто-то разбирает, а не одобряет, это воспринимается как клевета, наезд, провокация и война. Но когда мы избавляемся от этих маркеров узнаваемости и привлекательности, если нет ориентиров, происходит фатальное снижение общих потребительских вкусов. Возможно, главная опасность нашей современной культуры — отнюдь не "кровавый режим", а как раз вот эта безоглядная солидарность, априорное согласие со своими. И мне очень интересно было, когда в комментарии автор "Сфагнума" неожиданно проговорился. Мол, я думал, что он свой, а он не совсем свой! И что? Если "свой", будешь соглашаться со всем? Ты должен одобрять и поддерживать всё, что угодно, потому что это "своё"? Культура дискуссии, культура рационального споры, культура аргументирования подменяется культурой солидарности. И это страшно опасная вещь для нашей культуры. В культуре солидарности никогда не будет несогласных, потому что она их просто не выдержит. Никогда не будет креативных конфликтов и конкуренции. Ведь все "свои", все со всем согласны. И культура сопротивления, и культура согласия —каждая по-своему травматичная.