"Сталь, закаленная в аду": история освобожденного из плена азовца

"Были мысли, что все начнется осенью, поскольку летом 2021 они уже начали стягивать свои силы. Или весной, когда были их а-ля учения. Зимой уже появились буквы Z и V. А потом и Беларусь присоединилась. Все видели, где расположены их войска. Было ясно, к чему все идет. Был только один вопрос: когда?"

Посчастливилось не умереть

Он — младший сержант, 27 лет. Светлые волосы, зеленые глаза и футболка с надписью: Steel hardened in hell (сталь закаленная в аду, — ред.). На шее — татуировка с крестом Straight Edge — движения, которое категорически не признает какие-либо вещества, замутняющие сознание. За плечами этого парня детство, оставленное в Мариуполе. В тех же дворах — месяцы обороны города, в котором родился, и страны, за которую ему удалось не умереть. После возвращения из плена его часто стали называть героем. На что он категорически возражает: "Мы не герои, пока живы. Наше звание героя мы можем поменять на нашу жизнь". 

Он подорвался на растяжке 12 апреля, когда возвращался с позиции на набережной. Ранение пришлось только на одну ногу, и он смог оказать себе в медицинскую помощь, а не истечь кровью. Открытый перелом, осколки в костях. Сейчас врачи борются за сохранение конечности: переломы уже срослись, хоть и не совсем верно. Осталось сшить порванные нервы. Но из-за большого количества остающегося металла это сделать сложно. 

Александр показывает на телефоне свой рентгеновский снимок: нога усеяна сотней мелких белых пылинок. В шутку комментирует — если все же не отрежут, будет новое развлечение — звенеть в аэропортах. hromadske рассказывает историю бойца полка "Азов".

"Будет возможность рассказывать людям, что произошло" 

В рукаве нет ножа

К полку "Азов" Александр присоединился четыре с половиной года назад. До этого он учился на юридическом факультете, однако со временем разочаровался как в системе университетского образования, так и в дальнейшем трудоустройстве. 

"Я стремился к справедливости. И пришел за этим. А попал в место корысти, где все решают знакомства. Так что понял, что это не мое". 

Сменив несколько работ, от салона "Киевстара" до разных IT-инициатив, в 2018 году Александр избрал другой путь, окончательно сменив свое имя на позывной "Торк".

"Срочная служба — я сейчас скажу, как есть, а вы там потом переработайте — это “очко”. Это все понимают. Смысл идти тратить кучу времени, деградировать, красить кому-то бордюры и маршировать по несколько часов подряд? В то время как есть “Азов”, где все основывается на взаимоуважении и ценностях. В Украине нет больше ничего хоть примерно похожего. “Азов” — это семья". 

Одним из проявлений доверия и уважения к побратимам у азовцев является традиция здороваться, пожимая друг другу не ладонь, а предплечье. Таким образом они демонстрируют, что в рукаве нет ни ножа, ни какого-либо другого оружия. 

Каждый новоприбывший рекрут должен сначала пройти собеседование и медкомиссию. С одобрительными рекомендациями психолога направляют на следующий этап — КМБ. Александр объясняет, что азовский Курс молодого бойца не имеет ничего общего с советской традицией. В основе этой программы подготовки — система выучки американских морских котиков, где в приоритете — максимальная физическая и психологическая нагрузка с целью наивысшей закалки. Если новобранцу удается сдать все экзамены: и тактическую медицину, и физподготовку, и тактику, командир полка "Редис" вручает пропуск в семью — шеврон с монограммой букв I и N — "Идея нации".

"С нашего заезда КМБ примерно половина ребят, даже больше половины, уже погибли. При разных обстоятельствах. Кто в бункере от прилета бомбы. Кто в близком контакте во время перестрелки. Но, кроме того, многие наши сейчас в плену. Я не всех знаю лично, но мы вместе стояли там. В одном бою: спина к спине. Защищали одно и то же. Это и есть ценность. Поэтому сейчас моя основная задача — говорить о них, афишировать новости, освещать на всех доступных площадках".

Шеврон, прорыв и удача

В середине апреля 2022 года в окружении были как позиции военных в Мариуполе, так и "Азовсталь". Последовал приказ прорываться на завод. Это произошло спустя три дня после ранения Александра. У него были глубокие раны, требовалась срочная операция, которую могли сделать только врачи в операционной завода. Боевые медики наложили бандаж и затампонировали раны, однако время шло. Вариантов эвакуации его как раненого не было: ни небом, ни водой. россияне обстреливали вертолеты, пытавшиеся добраться до "Азовстали", а также запускали ПТУРы по лодкам. Поэтому у парня оставалось два варианта:

"Мне сказали так: или ты ждешь какого-нибудь чуда, или вот топор и налбуфин. Правда, налбуфин тебе мало чем поможет. И все прекрасно понимали, что это никакая не шутка". 

Александр должен был ехать на "Азовсталь" вместе с другими ранеными в КРАЗе, однако в обеих машинах, предусмотренных для этого, свободного места не нашлось. Так он оказался в "Козаке". Колонна примерно из 20 единиц техники двинулась, однако далеко проехать не успела — россияне начали обстрел. Со всех сторон взрывались снаряды. По КрАЗам с ранеными прилетело прямым попаданием.

"Все остановились. Крик: “Выходим”. В ответ я смог лишь усмехнуться. Я тогда самостоятельно не в состоянии был даже приподняться, не то что спрыгнуть на землю. Крикнул, чтобы мне помогли. Один из ребят снаружи взял меня на руки. Достали, поставили. И вопрос: что дальше? Вокруг тьма, ничего не разберешь".  

В тот момент мимо них проезжал БТР. Александр ощупью схватился за него, а дальше — за кого-то из ребят, таким образом взобравшись наверх. Но буквально через пять минут все оборвалось: БТР улетел в реку. 

"Я плавать не умел и не умею. Думал — все. Вот именно в этот момент, когда я нырнул, это было столь гадкое ощущение: ну, неужели я сейчас умру просто из-за того, что задохнусь и утону?"

А дальше кадры сменялись один за другим. Вес насквозь промокшей куртки. Ребята в броне, идущие ко дну. БТР в воде на телах тех, кто сидел с противоположной стороны. Мост. Обстрелы. Взрывы. Холод. Один кроссовок и босая раненая нога без штанины в растянутых бандажах, которые уже никак не останавливали кровотечение. В кармане — шеврон, фотография любимой и несколько гривен — весь набор личных вещей.

Переждав под мостом некоторое время, Александр пополз в сторону "Азовстали". Преодолел два километра и через два часа добрался до места.

"Я заполз на территорию завода. В это время в небе летала “птичка” — российский беспилотник “Орлан”. Упала ракета — а я под навесом. Так что только камешки падали сверху, не задело. Ползу дальше, метрах в двадцати — вторая ракета. Думал, здесь и останусь. Но вдруг как из ниоткуда появились двое парней из Нацгвардии. Крикнули: “Сейчас мы тебя вытащим!”" 

Эта идея показалась Александру самоубийством. Небо кишело "птичками", так что при попадании ракеты на месте погибли бы все трое. Но нацгвардейцы вернулись вчетвером уже с носилками. В игру вступил миномет, работавший прицельно по эвакуационной группе. Поэтому ребятам пришлось двигаться короткими перебежками от точки к точке, преодолевая все завалы камней и железа. Так Александр оказался сперва в "МедЭваке", а впоследствии — на операционном столе. 

Закаленные в аду: "Азовсталь"

Завод. Один из бункеров. Длинный коридор, в котором вместо воздуха стена пыли. Около 200 раненых лежат тесно друг к другу. Между ними хлопочут в десять раз меньше медиков, работающих 24/7. В этом помещении нет разницы между днем ​​и ночью: свет от генератора не выключается ни на минуту. Раненые прибывают и прибывают. Из коридора можно попасть в несколько комнат, среди которых операционная, где первое время врачи оказывали помощь. После прилета ракеты, в результате которого произошел взрыв кислородного баллона, следующие ампутации делали уже в нескольких метрах от других раненых в общем коридоре. 

"Никакая гуманитарка до нас не доезжала. Все очень быстро кончалось. Помог коронавирус — в некоторых разрушенных цехах остались запасы антисептика. Его использовали для санитарной обработки. Для перевязок в ход шло все, что находили: старые бинты, одежда, тряпки".

Число раненых увеличивалось с каждым днем. А медики гибли. Один провожал гражданскую, показывал дорогу из одного бункера в другой: сработал АГС (автоматический гранатомет, — ред.), парня убило осколком. Двое медиков вышли к машине, чтобы забрать остатки медикаментов — никто не вернулся. 

Умерших не хоронили. Все тела пытались складывать в рефрижераторе. Надеялись, что 200-х обменяют в первую очередь, чтобы семьи погибших идентифицировали своих. Но россияне обстреливали не только боевые позиции украинских военных, снаряды прилетали и в ангары, где хранились тела. 

"Они обстреливали все. Стреляли и по бункеру. Хотя прекрасно видели со своих “птичек”, что туда приносят исключительно 300-х и 200-х. Было очевидно, что туда не прибывает никто с противотанковым оружием или еще чем-нибудь. Но им было безразлично. Они целенаправленно туда лупили, чтобы поиграть — показать, что мы вас и там достанем". 

Александр лежал в общем коридоре вместе с другими 300-ми. Боль в ноге делала невозможным любое передвижение. Единственное, что ему оставалось — мысли наедине с собой и разговоры с лежащими рядом. Говорили о семье, будущем. Без врага, без войны. А между тем думали о том, доживут ли до утра. 

"Истории, которые мы рассказывали друг другу, не давали сойти с ума. Кому-то, думаю, помогали не покончить с собой. Ведь когда ты лежачий — от тебя мало толку. Ты бремя. Более того, ты элементарно не сможешь спастись, если прилетит ракета. Ты даже встать не успеешь — тебя просто привалит плитой".

Дни проходили в ожидании решений. Ребята ждали эвакуации. Рассчитывали на выполнение Женевских конвенций и экстракцию. Но о каких договоренностях может идти речь, когда по ту сторону — Россия?

"Я не могу тебя найти"

"Он разбудил меня в 5 утра. Сказал: “Началось”. Я смотрю на него, а по щекам текут слезы. Он ходит по комнате, собирает вещи, вызывает такси. А я сижу и не могу пошевелиться. В голове куча мыслей: Что делать? Как это остановить? Упасть сейчас на колени? Умолять, чтобы остался?"

Они обнялись. Она вцепилась в него, впившись пальцами. Понимала, что он должен уходить. У него нет выбора. И у нее выбора нет тоже. Потому что началось. 

Лиза — невеста Александра. Пара вместе год. После начала полномасштабного вторжения и до момента возвращения они виделись дважды: утром 24 февраля, когда проснулись в одной кровати, а потом — где-то через неделю — в подвале. К тому времени Мариуполь уже был под обстрелами, поэтому местные жители постепенно переезжали в укрытия. За несколько дней до того, как окончательно пропали связь, вода и газ и в городе воцарился каменный век, Александр написал Лизе короткое сообщение: "Скоро буду".

Привез ей воду и свои теплые гражданские вещи. Тогда в подвале уже было людно, поэтому о личном пространстве речь не шла. Он отвел ее в сторону.

"Саша очень волновался. Он сразу извинился. И сказал, что хотел бы это сделать иначе. Но сейчас нет времени ждать. Потом стал искать что-нибудь в кармане. А дальше все и случилось. После этого он поцеловал меня и сразу уехал работать дальше. Все последующие дни, когда были прилеты, я сидела в подвале, обняв это кольцо. Крепко закрывала глаза и надеялась, что на этот раз прилетит не у нас".

Лиза прожила в подвалах Мариуполя два месяца, прежде чем приняла решение уехать из города, а затем — за границу. Девушке приходилось менять место ночлега, поскольку снаряды падали на жилые дома. Поэтому все дальнейшие попытки Александра найти ее и убедиться, что она жива, были напрасны. Сначала, когда военные еще имели доступ к Starlink, он писал ей: "Где ты? С тобой все в порядке? Я не могу тебя найти", но все сообщения оставались без ответа. Телефон девушки уже не работал. Один из домов, в котором Лиза временно находилась, находился на склоне. Оттуда открывался вид на "Азовсталь". 

"В день прорыва мы очнулись от громких взрывов. Все дрожало. Они крыли из всего, из чего только можно было. Никто из наших не высовывался из подвала, пока все не стихло. Около 9 утра я должна была выйти с моей собакой Реем. Тогда увидела наши сгоревшие машины. И несколько ребят, которые двигались в направлении завода".

"Сотрем твою Украину"

16 мая 2022 года. Когда за ними пришли, никто не знал, какого развития событий ждать дальше. Приказали собираться, раненых забрали из бункеров "Азовстали", занесли в автобусы типа «Богдана», переделанные под реанимобили, сложив носилки в три яруса. И увезли в неизвестном направлении. В дороге ребята думали: "или в рашку, или на расстрел". И не знали, что страшнее. Как оказалось впоследствии: 53 раненых бойца были вывезены в Новоазовск, а затем — в Донецк, на территорию так называемой "ДНР". Еще несколько сотен оказались в оккупированной Еленовке, где в ночь на 29 июля на территории бывшей исправительной колонии 50 из них погибнут в результате теракта, около 70 получат ранения, а перед этим неизвестно сколько подвернутся пыткам.

"Страх отключился еще в марте, где-то через неделю-две после того, как все началось. Дальше уже было не до этого. Очень спасали черные шутки. Когда было сложно, мы разговаривали с ребятами. Ну, сдохнем и сдохнем. Бывает. Но мы выполняем свою задачу. Мы должны сдержать эту кучу овощей, чтобы российское нашествие не перешло на Киев. Вот так. Киев, конечно, сражался по-своему. Но мы выполнили свою задачу. Теперь надо, чтобы Киев выполнил свою — вытащить ребят, которые сейчас там".

Александр находился в Донецке полтора месяца. Без медицинской помощи — давали только корвалол. Говорили: терпи. Состояние ран только ухудшалось, в результате чего конечность сейчас атрофирована. Парень не мог спать, засыпал только после полного истощения организма — поэтому проваливался в сон несколько раз в неделю.  

А в это время — допросы, провокационные вопросы и угрозы. Больше всего привлекали татуировки Александра: сотрудники следственного комитета рф упорно искали на теле парня свастики, но тщетно. Так что пообещали «разобраться» с другой нацистской татуировкой — картой Украины, которую парень набил на груди слева. 

"Они говорили, давай тебе сейчас сотрем твою Украину. Начнем с восточной части и Крыма. А западная уже давно будет под Польшей, когда ты отсюда выйдешь, лет через десять. А прочих там уже и не останется".

Весть

"Торк" вернулся вместе с другими военными в результате крупнейшего и на сегодняшний день единственного обмена военнопленными с начала полномасштабного вторжения россии в Украину.

29 июля на территории, подконтрольные Украине, прибыли 95 защитников "Азовстали". Среди них — 43 военнослужащих полка "Азов". Из Запорожья их направили по разным медицинским учреждениям. Оттуда Александр уже позвонил маме и Лизе: "Выдыхайте, я дома". 

Его дом вместе со всем, что напоминало о прошлой жизни, остался в Мариуполе. Сейчас Саше и Лизе должны восстановить документы, они будут искать новое жилье, новый город и создавать новый дом с нуля. Но, по словам Лизы, все это не так важно.

"Когда он позвонил, я готова была бросить все, собрать чемоданы и пешком идти в Украину. Думаю, мой крик тогда услышал весь этаж. Дождалась! Находясь в Германии, я постоянно сидела в новостях. Практически ничего не ела, никуда не ходила. Мне без Саши нет жизни. Я всегда это говорила. А сейчас, после всего, что мы пережили, я лишь в очередной раз в этом убедилась. Мы — это все, что нам нужно". 

Сейчас Лиза и Александр живут в реабилитационном центре, где молодой человек проходит курс лечения. Каждый день они выходят на короткую прогулку: Александр начал ходить, опираясь на костыль, всего неделю назад. На территории центра среди обильной зелени кое-где можно встретить других бойцов. Кто-то на костылях, кто-то на коляске. Прогуливаются с родителями, женами или в одиночку. 

Начинает капать мелкий дождь. Александр предлагает Лизе спрятаться в беседке, парню нужно отдохнуть — жжение в ноге усилилось. Таблетки, которые он принимает непрерывно, не утоляют всю боль. Каждый погружен в ленту в своем телефоне. Листают Инстаграм и переговариваются между собой. Обсуждают общую знакомую, которая между постами о прогулках, кофе на террасе и косметике выставляет одиночные репосты сообщений с упоминаниями об "Азовстале". Видео хаотичны, но из отдельных отрывков удается расслышать: "Распаковка! Забрала посылку с новой косметикой". А дальше что-то о хайлайтере по привлекательной цене. 

На мгновение Александр отвлекается. Произносит вполголоса: "Ну вот, опять". 

Замолкает и сосредоточенно набирает текст, где в который раз сообщает о смерти своего побратима. С тех пор как вернулся, ему пишут чуть ли не каждый день. Матери, жены, сестры. Рассказывает: одни приходят больше за тем, чего на самом деле не хотят слышать. Поэтому, когда понимает по настроению разговора, что женщина не выдержит реальных новостей, утешает и говорит, что информацию еще выясняют. Или, что тот, о ком спрашивают, пропал без вести, его еще ищут. 

"Труднее всего отвечать на вопрос, жив ли парень, когда он, скажем, взорвался у тебя на глазах. Или ты видел обгоревшее тело, которое на следующий день практически превратилось в пепел. Не все готовы слышать правду". 

В российском плену остаются более двух тысяч украинских бойцов, принудительно вывезенных с территории "Азовстали". Сотни семей находятся в неизвестности и продолжают ежедневно читать новости, ожидая прочесть то, чего на самом деле, наверное, предпочли бы никогда не знать.