В архивах КГБ могут сохраняться неизвестные произведения расстрелянных писателей

Купала долгое время жил с подготовленным к аресту чемоданчиком.

Исследователь истории белорусской литературы и поэт Михась Скобла может рассказать о тех страшных временах много. Он является одним из составителей книги "Расстреляная литература". Скобла говорит, что арестовывали белорусских литераторов в 30-ые не только дома и ночью. Нередко забирали посреди бела дня и с работы. А Владимира Дубовку арестовали вообще в Кремле:

"По-разному задерживали. Например, Владимира Дубовку задержали в Кремле. Прямо на рабочем месте. Он там работал переводчиком всесоюзных законов на белорусский язык. Был такой печатный орган у Совнаркома. И Дубовку взяли прямо на рабочем месте", — рассказывает Скобла.

Он добавляет, что в то время среди белорусских писателей был популярен такой анекдот: "Встречаются два белорусских писателя в Москве. Один только из Минска, второй давно не был на Родине. Спрашивает у первого:

— Как вы там живёте?

— Как живём... Как в трамвае.

— Это как?

— Ну, одни уже сидят. А кто не сидит — тот трясётся.

Среди тех, кто не сидел, был Якуб Колас. Но по воспоминаниям его сына Данилы, свобода поэту давалось нелегко. Колас долгое время жил с подготовленным для ареста чемоданчиком, в котором держал сухари и необходимую одежду.

Суды без адвокатов

"Никаких адвокатов не было. Они уже после войны появились, когда было определённое потепление. В 30-е годы действовали так называемые "тройки". Особые коллегии, имевшие полномочия. Вызывался человек, ему оглашался приговор, и всё", — рассказывает Михаил Скобла.

И добавляет, что даже после войны для "особо опасных" представителей белорусской интеллигенции адвокаты не всегда находились. "Ларису Гениюш, например, тоже судили без адвоката уже даже и после войны", — говорит Скобла.

В состав так называемых "троек" входили сотрудники НКВД. Председателем заседания был представитель НКВД, материалы для принятия решений тройкой готовили сотрудники НКВД, "докладчик" и "секретарь".

"Показаниям, данным в "американке" верить нельзя"

Михась Скобла рассказывает, что по текстам признаний, которые арестованные литераторы писали в застенках НКВД, иногда нельзя узнать человека: "В бессознательном состоянии человек подписывал всё, что угодно. Поэтому считаю, что отношение к этим показаниям, фактически выбитым и вытянутым пытками у подсудимых, должно быть очень осторожным".

Скобла приводит пример Игната Дворчанина, доктора философии, который окончил Карлов университет в Праге. "Его показания невозможно читать! Пишет, что печатал контрреволюционные стихи, познакомился с контрреволюционной группировкой... Там на две страницы только этих сокращений "кр". Доктор философии такого в здравом уме не напишет никогда... Сразу понятно, что с ним там делали перед тем, как расстрелять", — говорит эксперт.

Нас ждёт ещё много сюрпризов

Информация о судах над белорусскими писателями, поэтами и учёными долгое время была закрытой. А подробности об их последних месяцах и днях жизни не известны до сих пор. Доступ к архивам КГБ, где находятся дела репрессированных, был открыт очень непродолжительный период в начале 90-х. Позже всё закрыли и теперь увидеть эти материалы почти невозможно, говорит Михась Скобла: "Доступ к закрытым делам, находящимся в архиве белорусского КГБ, исследователи имели очень короткое время. Боюсь ошибиться, но всего на 2-3 года. Когда можно было прийти в КГБ, сделать заявку и получить доступ к делам".

Скобла также говорит, что в закрытых материалах КГБ могут находиться также и неизвестные нам литературные произведения: "Я думаю, там ещё очень много чего хранится. И много ещё открытий нас ждёт в будущем".

Пока же мы даже не знаем точно, кто был расстрелян, кто попал в ссылку, где похоронены писатели и деятели культуры и науки, которые погибли в 1937-м году.