Эксперт: Качественно подготовленных наблюдателей в Беларуси недостаточно
Выборы в Беларуси настолько непрозрачны, что наблюдение не позволяет собрать доказательства фальсификаций. Любое решение председателя по удалению наблюдателя — законно. А то, что международных наблюдателей допускают к подсчёту голосов вдвое чаще, чем своих, никак не меняет итогов выборов
Об особенностях белорусского наблюдения размышляют специалист в сфере выборов, юрист Сергей Альфер, председатель Белорусского Хельсинкского комитета, юрист по образованию Олег Гулак и политолог Виталий Силицкий.
Начало дискуссии:
Часть 1
Часть 2
Каждый раз, когда проходят выборы, председатель Центризбиркома говорит, что, в принципе, никаких особых замечаний не было. А если они и были, то не повлияли на результаты. И каждый раз все считают, что особых замечаний нет, потому что наблюдение за выборами ведётся непрофессионально или его вовсе нет. Насколько профессионально у нас ведётся наблюдение за выборами?
Гулак: Наблюдение на довольно профессиональном уровне. У наших наблюдателей уже большой опыт — начиная с 2000 года в стране сформирована и действует система наблюдателей. Другое дело, что практика проведения выборов становилась всё более непрозрачной. Сегодня мы имеем такую ситуацию, что уровень прозрачности избирательных процедур на всех этапах настолько низкий, что наблюдение не позволяет собрать доказательства фальсификаций или серьёзных нарушений. Наблюдатели констатируют только то, что все процедуры непрозрачны.
То есть ничего нельзя заметить?
Гулак: Можно заметить только то, что ничего нельзя заметить. А если ничего нельзя заметить, соответственно, невозможно собрать доказательства. Практически задача наблюдения сводится к тому, чтобы подтвердить, что выборы были непрозрачными.
Но чтобы узнать вкус борща, не обязательно съедать всю тарелку, достаточно — ложку. То есть можно взять несколько избирательных участков, любого уровня, и провести там массовое наблюдение. И таким образом собрать какие-то определённые доказательства. Такое когда-нибудь делалось?
Альфер: На избирательном участке голосование проходит с полным соблюдением процедуры — сидит комиссия, бюллетени выдают по одному, люди голосуют по одному. Всё голосование происходит в полном соответствии с законом. Единственное — когда начинается подсчёт голосов, наблюдателя садят на расстоянии 10 метров. И дальше они опять-таки с соблюдением процедур молча подводят итоги голосования, подписывают протокол. В данном случае говорить, что здесь нарушены нормы закона, наблюдатель просто не может.
Поэтому все заявления, поступающие от наблюдателей, — мелкие: вот двое зашли в кабину для голосования, кому-то выдали два бюллетеня в одни руки и т.д. Все эти нарушения очевидно не влияют на реальное волеизъявление избирателей. И здесь заявить, что сам процесс проходит с серьёзными нарушениями, невозможно. День выборов практически на всех избирательных участках проходит чуть ли не в полном соответствии с нормами избирательного законодательства... Если не считать вбросов, приписок или написания целиком не соответствующих реальности протоколов голосования.
Гулак: Я всё-таки считаю, неправильно говорить, что выборы проходят целиком в соответствии с законом, потому что принцип гласности и открытости выборов — это то, что записано в законе. Если этот принцип нарушен — значит, выборы проводятся с принципиальными нарушениями законодательства.
Другое дело, что эти принципиальные нарушения не свидетельствуют напрямую о фальсификации. А вот поймать на фальсификациях без гласности и открытости — невозможно. Поэтому мы лишь говорим о том, что существующая процедура не даёт оснований верить тем результатам. И когда власти осмысленно идут на то, чтобы закрыть все процедуры от наблюдателей, у нас сразу появляется твёрдое подозрение, что это делается для фальсификации.
Альфер: Здесь ещё можно сказать, что Избирательный кодекс к удивлению не содержит основополагающего принципа работы избирательных комиссий — принципа коллегиальности. И поэтому председатель избирательной комиссии может самостоятельно удалить наблюдателя, проводить массу других неколлегиальных решений, в том числе связанных с подсчётом голосов.
Силицкий: Насчёт того, что вы сказали про борщ. Такие процедуры возможны, но они дают только политическую оценку процесса, а не юридическую. Даже если мы наблюдаем с 10 метров, всё-таки в правовом государстве действует презумпция невиновности, и если они к нам повернулись спинами, ещё нужно доказать, что они там фальсифицируют, а не честно подсчитывают. Таких доказательств у нас просто нет.
Гулак: Мы этот вкус борща пробовали не раз, подавали жалобы в Центризбирком, и в суды — все возможные процедуры мы прошли. И знаем, что если сегодня наблюдатель пишет жалобу в комиссию, что, по его мнению, подсчёт был проведён неправильно, потому что он видел, что стопки за разных кандидатов были примерно равные, а в результате оказалось, что за кандидата от власти в 10 раз больше, чем за оппозиционного — подобные жалобы практически не рассматриваются. Потому что комиссия говорит: у нас нет оснований не доверять членам участковых или окружных комиссий.
А если он при этом покажет фотографию?
Гулак: Фотографировать на участке практически не разрешается, сразу появляется милиционер. Фотографировать можно только с разрешения председателя комиссии.
Альфер: Ситуация абсолютно примитивная. Если, по мнению председателя комиссии, тем, что наблюдатель просто находится на избирательном участке, он мешает деятельности избирательной комиссии — он удаляется. Любое решение председателя участковой комиссии по удалению наблюдателя законно. Он считает, что мешает. Всё.
В каких случаях удаляли наблюдателей?
Альфер: В законе написано "в случае, когда наблюдатель мешает деятельности избирательной комиссии, решением председателя он удаляется с территории избирательного участка". Это очень субъективное понятие юридическое никак не зафиксировано. Председатель считает: вот я посадил тебя на 10 метров, ты встал и сделал шаг — значит, мешаешь.
А была ли такая ситуация, когда наблюдатель что-то замечал, обращал внимание председателя — и к нему прислушивались?
Гулак: Такие ситуации, конечно, бывают, когда наблюдатель говорит: смотрите, два человека зашли в кабинку для голосования. По таким техническим вопросам к наблюдателям как правило прислушиваются. Но не эти нарушения влияют на результаты выборов. А уже по принципиальным вопросам контакта не находят.
А если во время подсчёта голосов, например, приезжает на участок иностранный наблюдатель — ситуация как-то меняется? Это влияет каким-то образом на избирательную комиссию?
Альфер: На последних выборах приезд на участок иностранных наблюдателей стал одним из оснований признания выборов несвободными и несправедливыми. На ряде участков иностранные наблюдатели допускались так же, как и национальные — на расстоянии 10 метров.
Единственное что, они в основном не удаляли иностранных наблюдателей с участка, хотя были и такие случаи. В такой ситуации иностранный наблюдатель пишет соответствующие документы и отмечает, что не смог наблюдать на данном участке за подсчётом голосов. По международному наблюдению это классифицируется как возможная фальсификация итогов голосования на данном участке.
Гулак: На последних выборах ситуация была примерно такой: в 95% случаев национальных наблюдателей не допустили к реальному наблюдению за подсчётом голосов. Международных наблюдателей ОБСЕ допустили примерно в 40%. Но что в итоге видели наблюдатели? Наблюдатели видели лишь стопки бюллетеней и могли визуально оценивать разницу. Многие говорили о том, что их оценка не совпадала с результатом.
Здесь ещё важно отметить, что, несмотря на то, что белорусский закон позволяет всем наблюдателям подавать жалобы, наблюдатели ОБСЕ жалобы в избирательные комиссии не подают. Их задача — сообщить своему руководству о том, что они видели, и о своих выводах. А вот жалобы, которые подавали национальные наблюдатели, и на этих выборах, и на предыдущих, не были эффективными, потому что реальной серьёзной процедуры проверки этих жалоб не существует. У комиссии существует другая задача — показать, что наблюдатели были предвзятыми.
Что важно — жалобы подают только независимые или оппозиционные наблюдатели. Те тысячи наблюдателей, которые организовывает власть, — их задача просто поприсутствовать.
То есть в этой ситуации вообще мы не можем говорить об основных ошибках наблюдателей? Или всё-таки можно как-то улучшить процесс наблюдения даже в таких сложных условиях?
Гулак: Об ошибках всё равно говорить нужно. Даже в этих сложных условиях многое зависит от профессиональности наблюдателей. Чем лучше подготовлен человек, тем большего он может добиться. Наблюдателей нужно учить, нужно готовить, развивать их навыки, но другое дело, что реальное количество наблюдателей, которое позволяло бы попробовать борщ, — это порядка 2500-3000 человек. И такое количество людей, которые были бы профессионалами в избирательном праве и специалистами в психологии, объективно подготовить невозможно.
Альфер: Качественно подготовленных наблюдателей по Беларуси будет человек 500, что очевидно недостаточно. На парламентских выборах этим можно закрыть 15 избирательных округов, а их 110.
Члены избирательных комиссий в основном женщины, а наблюдатели у нас кто в основном — женщины или мужчины?
Гулак: Очень по-разному, но гендерный баланс в наблюдениях намного больше соблюдён, нежели в избирательных комиссиях.
Альфер: Я думаю, он более или менее соответствует гендерному балансу в стране.
Сейчас мы находимся в ситуации, когда через год начнутся очередные избирательные кампании. Это значит, что уже сегодня должна начаться серьёзная работа по подготовке наблюдателей. При этом у нас сегодня ещё нет ответа на вопрос, а будет ли смысл в серьёзном наблюдении, будут ли сделаны хоть какие-то шаги в направлении открытости этих процедур. Потому что трата человеческих ресурсов на бессмысленное наблюдение — непозволительная роскошь в нашей ситуации.
Сложность в том, что последние избирательные кампании не давали положительного опыта наблюдения. Нам фактически нужно учить людей тому, как действовать, когда ситуация измениться.
Гулак: Ещё одна проблема, с которой сталкивается наблюдение, — это досрочное голосование. В условиях, когда 30%, а на некоторых участках до 70%, голосуют досрочно — очень важно обеспечить наблюдение на досрочном голосовании. А это 5 рабочих дней. Соответственно, найти людей, которые были бы умными, подготовленными и ещё не работали — очень сложно. В наших условиях досрочное голосование стоило бы вовсе отменить, в том числе из-за того, что его практически невозможно достаточно эффективно наблюдать.
Какое наблюдение более эффективно — когда это независимый наблюдатель или наблюдатель от определённого кандидата? Мне, например, всегда казалось, что наблюдатель от кандидата более рьяно будет наблюдать...
Силицкий: Раньше так и было: когда в выборах была хоть какая-то интрига и конкуренция, то естественно, что наблюдатели от кандидатов рвали и метали!
Альфер: Даже наблюдатели за наблюдателями следили. Но сейчас все наблюдатели находятся в абсолютно одинаковых условиях, конкуренции между ними никакой нет...
Гулак: Здесь есть некоторый нюанс в том, что разница в целях наблюдения всё-таки сохраняется. Цель наблюдения, организованного самим кандидатом, — помочь кандидату добиться результата. Это означает, что наблюдатели не будут обращать внимания на нарушения со стороны самого кандидата, во-первых. Во-вторых, если кандидату не дают пройти, их задача — собрать как можно больше доказательств нарушения его прав.
У независимого наблюдения в этой ситуации, конечно, стоит задача фиксировать нарушения относительно всех кандидатов.
Альфер: Таким образом, я подведу итог. Если все члены избирательного процесса будут иметь возможность контролировать других членов, а комиссии будут созданы на плюралистической основе — в этом случае необходимость партийного наблюдения автоматически теряется. А необходимость независимого наблюдения будет важна только для того, чтобы отметить, что комиссии работали в соответствии с Законом, потому что в данной ситуации сфальсифицировать выборы будет очень трудно.
Об особенностях белорусского наблюдения размышляют специалист в сфере выборов, юрист Сергей Альфер, председатель Белорусского Хельсинкского комитета, юрист по образованию Олег Гулак и политолог Виталий Силицкий.
Начало дискуссии:
Часть 1
Часть 2
Каждый раз, когда проходят выборы, председатель Центризбиркома говорит, что, в принципе, никаких особых замечаний не было. А если они и были, то не повлияли на результаты. И каждый раз все считают, что особых замечаний нет, потому что наблюдение за выборами ведётся непрофессионально или его вовсе нет. Насколько профессионально у нас ведётся наблюдение за выборами?
Гулак: Наблюдение на довольно профессиональном уровне. У наших наблюдателей уже большой опыт — начиная с 2000 года в стране сформирована и действует система наблюдателей. Другое дело, что практика проведения выборов становилась всё более непрозрачной. Сегодня мы имеем такую ситуацию, что уровень прозрачности избирательных процедур на всех этапах настолько низкий, что наблюдение не позволяет собрать доказательства фальсификаций или серьёзных нарушений. Наблюдатели констатируют только то, что все процедуры непрозрачны.
То есть ничего нельзя заметить?
Гулак: Можно заметить только то, что ничего нельзя заметить. А если ничего нельзя заметить, соответственно, невозможно собрать доказательства. Практически задача наблюдения сводится к тому, чтобы подтвердить, что выборы были непрозрачными.
Но чтобы узнать вкус борща, не обязательно съедать всю тарелку, достаточно — ложку. То есть можно взять несколько избирательных участков, любого уровня, и провести там массовое наблюдение. И таким образом собрать какие-то определённые доказательства. Такое когда-нибудь делалось?
Альфер: На избирательном участке голосование проходит с полным соблюдением процедуры — сидит комиссия, бюллетени выдают по одному, люди голосуют по одному. Всё голосование происходит в полном соответствии с законом. Единственное — когда начинается подсчёт голосов, наблюдателя садят на расстоянии 10 метров. И дальше они опять-таки с соблюдением процедур молча подводят итоги голосования, подписывают протокол. В данном случае говорить, что здесь нарушены нормы закона, наблюдатель просто не может.
Поэтому все заявления, поступающие от наблюдателей, — мелкие: вот двое зашли в кабину для голосования, кому-то выдали два бюллетеня в одни руки и т.д. Все эти нарушения очевидно не влияют на реальное волеизъявление избирателей. И здесь заявить, что сам процесс проходит с серьёзными нарушениями, невозможно. День выборов практически на всех избирательных участках проходит чуть ли не в полном соответствии с нормами избирательного законодательства... Если не считать вбросов, приписок или написания целиком не соответствующих реальности протоколов голосования.
Гулак: Я всё-таки считаю, неправильно говорить, что выборы проходят целиком в соответствии с законом, потому что принцип гласности и открытости выборов — это то, что записано в законе. Если этот принцип нарушен — значит, выборы проводятся с принципиальными нарушениями законодательства.
Другое дело, что эти принципиальные нарушения не свидетельствуют напрямую о фальсификации. А вот поймать на фальсификациях без гласности и открытости — невозможно. Поэтому мы лишь говорим о том, что существующая процедура не даёт оснований верить тем результатам. И когда власти осмысленно идут на то, чтобы закрыть все процедуры от наблюдателей, у нас сразу появляется твёрдое подозрение, что это делается для фальсификации.
Альфер: Здесь ещё можно сказать, что Избирательный кодекс к удивлению не содержит основополагающего принципа работы избирательных комиссий — принципа коллегиальности. И поэтому председатель избирательной комиссии может самостоятельно удалить наблюдателя, проводить массу других неколлегиальных решений, в том числе связанных с подсчётом голосов.
Силицкий: Насчёт того, что вы сказали про борщ. Такие процедуры возможны, но они дают только политическую оценку процесса, а не юридическую. Даже если мы наблюдаем с 10 метров, всё-таки в правовом государстве действует презумпция невиновности, и если они к нам повернулись спинами, ещё нужно доказать, что они там фальсифицируют, а не честно подсчитывают. Таких доказательств у нас просто нет.
Гулак: Мы этот вкус борща пробовали не раз, подавали жалобы в Центризбирком, и в суды — все возможные процедуры мы прошли. И знаем, что если сегодня наблюдатель пишет жалобу в комиссию, что, по его мнению, подсчёт был проведён неправильно, потому что он видел, что стопки за разных кандидатов были примерно равные, а в результате оказалось, что за кандидата от власти в 10 раз больше, чем за оппозиционного — подобные жалобы практически не рассматриваются. Потому что комиссия говорит: у нас нет оснований не доверять членам участковых или окружных комиссий.
А если он при этом покажет фотографию?
Гулак: Фотографировать на участке практически не разрешается, сразу появляется милиционер. Фотографировать можно только с разрешения председателя комиссии.
Альфер: Ситуация абсолютно примитивная. Если, по мнению председателя комиссии, тем, что наблюдатель просто находится на избирательном участке, он мешает деятельности избирательной комиссии — он удаляется. Любое решение председателя участковой комиссии по удалению наблюдателя законно. Он считает, что мешает. Всё.
В каких случаях удаляли наблюдателей?
Альфер: В законе написано "в случае, когда наблюдатель мешает деятельности избирательной комиссии, решением председателя он удаляется с территории избирательного участка". Это очень субъективное понятие юридическое никак не зафиксировано. Председатель считает: вот я посадил тебя на 10 метров, ты встал и сделал шаг — значит, мешаешь.
А была ли такая ситуация, когда наблюдатель что-то замечал, обращал внимание председателя — и к нему прислушивались?
Гулак: Такие ситуации, конечно, бывают, когда наблюдатель говорит: смотрите, два человека зашли в кабинку для голосования. По таким техническим вопросам к наблюдателям как правило прислушиваются. Но не эти нарушения влияют на результаты выборов. А уже по принципиальным вопросам контакта не находят.
А если во время подсчёта голосов, например, приезжает на участок иностранный наблюдатель — ситуация как-то меняется? Это влияет каким-то образом на избирательную комиссию?
Альфер: На последних выборах приезд на участок иностранных наблюдателей стал одним из оснований признания выборов несвободными и несправедливыми. На ряде участков иностранные наблюдатели допускались так же, как и национальные — на расстоянии 10 метров.
Единственное что, они в основном не удаляли иностранных наблюдателей с участка, хотя были и такие случаи. В такой ситуации иностранный наблюдатель пишет соответствующие документы и отмечает, что не смог наблюдать на данном участке за подсчётом голосов. По международному наблюдению это классифицируется как возможная фальсификация итогов голосования на данном участке.
Гулак: На последних выборах ситуация была примерно такой: в 95% случаев национальных наблюдателей не допустили к реальному наблюдению за подсчётом голосов. Международных наблюдателей ОБСЕ допустили примерно в 40%. Но что в итоге видели наблюдатели? Наблюдатели видели лишь стопки бюллетеней и могли визуально оценивать разницу. Многие говорили о том, что их оценка не совпадала с результатом.
Здесь ещё важно отметить, что, несмотря на то, что белорусский закон позволяет всем наблюдателям подавать жалобы, наблюдатели ОБСЕ жалобы в избирательные комиссии не подают. Их задача — сообщить своему руководству о том, что они видели, и о своих выводах. А вот жалобы, которые подавали национальные наблюдатели, и на этих выборах, и на предыдущих, не были эффективными, потому что реальной серьёзной процедуры проверки этих жалоб не существует. У комиссии существует другая задача — показать, что наблюдатели были предвзятыми.
Что важно — жалобы подают только независимые или оппозиционные наблюдатели. Те тысячи наблюдателей, которые организовывает власть, — их задача просто поприсутствовать.
То есть в этой ситуации вообще мы не можем говорить об основных ошибках наблюдателей? Или всё-таки можно как-то улучшить процесс наблюдения даже в таких сложных условиях?
Гулак: Об ошибках всё равно говорить нужно. Даже в этих сложных условиях многое зависит от профессиональности наблюдателей. Чем лучше подготовлен человек, тем большего он может добиться. Наблюдателей нужно учить, нужно готовить, развивать их навыки, но другое дело, что реальное количество наблюдателей, которое позволяло бы попробовать борщ, — это порядка 2500-3000 человек. И такое количество людей, которые были бы профессионалами в избирательном праве и специалистами в психологии, объективно подготовить невозможно.
Альфер: Качественно подготовленных наблюдателей по Беларуси будет человек 500, что очевидно недостаточно. На парламентских выборах этим можно закрыть 15 избирательных округов, а их 110.
Члены избирательных комиссий в основном женщины, а наблюдатели у нас кто в основном — женщины или мужчины?
Гулак: Очень по-разному, но гендерный баланс в наблюдениях намного больше соблюдён, нежели в избирательных комиссиях.
Альфер: Я думаю, он более или менее соответствует гендерному балансу в стране.
Сейчас мы находимся в ситуации, когда через год начнутся очередные избирательные кампании. Это значит, что уже сегодня должна начаться серьёзная работа по подготовке наблюдателей. При этом у нас сегодня ещё нет ответа на вопрос, а будет ли смысл в серьёзном наблюдении, будут ли сделаны хоть какие-то шаги в направлении открытости этих процедур. Потому что трата человеческих ресурсов на бессмысленное наблюдение — непозволительная роскошь в нашей ситуации.
Сложность в том, что последние избирательные кампании не давали положительного опыта наблюдения. Нам фактически нужно учить людей тому, как действовать, когда ситуация измениться.
Гулак: Ещё одна проблема, с которой сталкивается наблюдение, — это досрочное голосование. В условиях, когда 30%, а на некоторых участках до 70%, голосуют досрочно — очень важно обеспечить наблюдение на досрочном голосовании. А это 5 рабочих дней. Соответственно, найти людей, которые были бы умными, подготовленными и ещё не работали — очень сложно. В наших условиях досрочное голосование стоило бы вовсе отменить, в том числе из-за того, что его практически невозможно достаточно эффективно наблюдать.
Какое наблюдение более эффективно — когда это независимый наблюдатель или наблюдатель от определённого кандидата? Мне, например, всегда казалось, что наблюдатель от кандидата более рьяно будет наблюдать...
Силицкий: Раньше так и было: когда в выборах была хоть какая-то интрига и конкуренция, то естественно, что наблюдатели от кандидатов рвали и метали!
Альфер: Даже наблюдатели за наблюдателями следили. Но сейчас все наблюдатели находятся в абсолютно одинаковых условиях, конкуренции между ними никакой нет...
Гулак: Здесь есть некоторый нюанс в том, что разница в целях наблюдения всё-таки сохраняется. Цель наблюдения, организованного самим кандидатом, — помочь кандидату добиться результата. Это означает, что наблюдатели не будут обращать внимания на нарушения со стороны самого кандидата, во-первых. Во-вторых, если кандидату не дают пройти, их задача — собрать как можно больше доказательств нарушения его прав.
У независимого наблюдения в этой ситуации, конечно, стоит задача фиксировать нарушения относительно всех кандидатов.
Альфер: Таким образом, я подведу итог. Если все члены избирательного процесса будут иметь возможность контролировать других членов, а комиссии будут созданы на плюралистической основе — в этом случае необходимость партийного наблюдения автоматически теряется. А необходимость независимого наблюдения будет важна только для того, чтобы отметить, что комиссии работали в соответствии с Законом, потому что в данной ситуации сфальсифицировать выборы будет очень трудно.
