85% лежащих в Куропатах — рабочие и крестьяне. И почти половина — "шпионы"

Сколько человек лежит в Куропатах? Точной цифры мы никогда не узнаем

Еврорадио: Сразу же резанула глаза озвученная на круглом столе в “СБ” цифра, что в Беларуси 235 тысяч репрессированных. Но раньше официально звучала цифра в 600 тысяч.
Игорь Кузнецов: Впервые за последние 23 года на общественные обсуждения пришёл не просто сотрудник КГБ, а первый заместитель председателя. Знаковое событие! Это как раз он говорил о том, что официально на хранении в КГБ находится 235500 архивно-следственных дел. И это речь идёт только об осуждённых судебными и несудебными органами. Но плюс ещё официальная цифра: 350 тысяч репрессированных в административном порядке — ссылка, высылка, ограничение на проживание в определённых местностях СССР. Это входит в понятие "юридические репрессии". Реплика первого зампреда КГБ совершенно не означает, что в Беларуси репрессировано 235 тысяч 500 человек.

Еврорадио: Но читается-то именно так (Игорь Кузнецов пожимает плечами). А ведь только в Куропатах может быть похоронено 200 тысяч человек.
Игорь Кузнецов: В разное время цифры назывались разные. Сначала 7 тысяч, потом 12 тысяч. Следствие 1988 года — от 30 тысяч. А Зенон Позняк, к примеру, заявляет о 250 тысячах. То есть диапазон огромный. Но, если вы обратили внимание, по телевизору прозвучала цифра — 100 тысяч. И в энциклопедии последний вариант — "в пределах", "около" 100 тысяч. Поэтому давайте говорить, что реально 30-100 тысяч. Никто не исключает, что может быть и 150 тысяч, и 200 тысяч расстрелянных — но у нас пока нет доказательств.

Еврорадио: Как можно установить точную цифру? Могут ли её открыть какие-то архивы или масштабные раскопки в Куропатах?
Игорь Кузнецов: У меня на круглом столе было конкретное предложение: не откладывая создать рабочую группу из числа историков и сотрудников КГБ для решения именно этой проблемы — для локализации захоронений и поимённого установления тех расстрелянных, кого возможно. Кстати, эти фразы не вошли в опубликованные итоги круглого стола. Но прогресс огромный: впервые было сказано, что у КГБ есть данные о Минске и ещё десяти городах, где осуществлялись репрессии. Всего 11 мест. Если эта оттепель пойдёт дальше... Но я могу по Куропатам сказать одно: никогда мы точной цифры не узнаем. И не установим поимённо всех, кто там лежит.

Еврорадио: Почему?
Игорь Кузнецов: Далеко не все архивы сохранились и находятся в том виде, который позволяет это сделать. И ещё один факт: на территории Куропат уже проводилось две эксгумации. Было вскрыто 19 захоронений. Ни одно не было ненарушенным. То есть даже раскопки на всей территории Куропат — пусть это займёт пять, десять лет — не дадут результата. Единственная надежда, что где-то в архиве будут обнаружены десятки, сотни, а может и тысячи фамилий.

Еврорадио: А это возможно?
Игорь Кузнецов: Примерно в 1998 году в газете "Мінская праўда" было интервью замначальника Управления КГБ по Минской области. Фамилия — Андреев, инициалы не помню. Он говорит: "Я интересовался судьбой своего деда. Подняли архивы, посмотрели — он расстрелян в Куропатах". Значит, есть какая-то информация!

Еврорадио: Ну, как минимум, в 1998 году была.
Игорь Кузнецов: Да, так и есть. И ведь это не представитель оппозиции сказал, а ответственный сотрудник КГБ. И есть несколько фактов: в справках о реабилитации некоторым написали: "Расстрелян в Куропатах". Потом, правда, это прекратили. Но, значит, всё-таки информация есть.

Еврорадио: Да, я видел такие справки. В 1991 году писали: "Можно предполагать, что расстрелян в Куропатах". В 1998 году уже конкретное место не упоминали. То есть взгляд властей на этот вопрос со временем менялся.
Игорь Кузнецов: Конечно! До 1989 года на все запросы в КГБ отвечали: "Умер в местах лишения свободы от воспаления лёгких в 1942 году". В 1989 году стало разрешено сообщать причину. И появилась другая формулировка. На одного человека могло быть две разные справки из ЗАГСа: до 1989 года — "умер от воспаления лёгких", после 1989 года — "расстрелян 13 октября 1937 года". Ещё писали: "место захоронения неизвестно" или "место захоронения — город Минск".

Еврорадио: То есть справки типовые?
Игорь Кузнецов: А тем, кто сразу после войны обращался, отвечали: ваш родственник осуждён на 10 лет лагерей без права переписки. И всё. В разные периоды партийные органы давали разные указания о том, как сообщать. Но даже после 1989 года многие не узнали место расстрела. И проблема осталась открытой.

Человека расстреляли! А формулировка — отсутствие состава преступления. Нет даже слова "Извините"

Еврорадио: Может ли массовый интерес к судьбе репрессированных родственников подтолкнуть власти к тому, чтобы открыть архивы? Вот выставка была — "Праўда пра Курапаты"...
Игорь Кузнецов: На этой выставке, кстати, опять поднималась тема "немецкого следа" в Куропатах. А то, что немцы там проводили свои расстрелы, это, на мой взгляд, неправда — все сделанные там находки относятся самое крайнее — к первой половине 1941 года. А по поводу архивов — абсолютно всех к ним допускать нельзя. Знаете, почему? Потому что архивно-следственные дела, особенно по несудебным органам, на 97% фальсифицированы. Показания выбивались под пытками, люди сдавали других... И вот сейчас будет читать человек: протокол подписан, с печатью, 1937 год, а где правда и где ложь, кто знает? Работать с документами должны только специалисты.

Еврорадио: Но люди хотят знать о судьбе своих близких.
Игорь Кузнецов: Нужно эту проблему раз и навсегда зачеркнуть, но государство пока что не выполнило свою функцию. Да, человек реабилитирован — оно юридически признало несостоятельность обвинений. Но с какой формулировкой? Человека расстреляли! А формулировка — отсутствие состава преступления. В этих документах нет даже слова извинения. Ни слова о том, что современный КГБ к этому не причастен, что это делали их предшественники. Но даже на слова извинения не хватило... Я думаю, что сейчас, если ситуация изменится, то нужно сообщить, кто где лежит, где места захоронений. Зачем прятать эту правду? Ладно, если вы не хотите сообщать фамилии сотрудников НКВД — пусть эта проблема останется для научного изучения. Но нужно назвать погибших, дать возможность поклониться их праху там, где это возможно — это святое дело, которое сегодня должны выполнить правоохранительные органы.

Еврорадио: "Мемориализация", предложенная на круглом столе, решит проблему?
Игорь Кузнецов: Лозунги круглого стола в газете "Беларусь сегодня" — "История должна объединять" и "Куропаты — память и скорбь". Конечно, возникает вопрос, не забудут ли о них через неделю. Но пока возможность появилась, нужно, чтобы учёные начали писать диссертации, чтобы тема сталинских репрессий вышла на общественное обсуждение. И не только Куропаты — в Беларуси десятки мест массовых расстрелов и захоронений, о многих из которых мы даже и не знаем. 

На круглом столе звучало: "Куропаты не могут быть символом белорусского народа, это кладбище...". Но Куропаты — это не кладбище. Это место массовых захоронений. Это боль белорусского народа. А как мы его назовём, символом или нет, — не важно. Но в последние 10-15 лет Куропаты "существовали" только для определённых групп общественности: кто-то там проводил уборки, кто-то ставил кресты. А в целом наше общество к ним равнодушно. И меня это удивляет. В каждой семье есть репрессированные. Но я что-то не слышал... Или как на круглом столе уполномоченный по делам национальностей [Леонид Гуляко. — Еврорадио] сказал: "В Беларуси 141 национальность, я десять лет занимаю эту должность, и никто никогда тему Куропат не поднимал!". Я не согласен категорически. Поляки ставили этот вопрос, литовцы ставили. Белорусы только не ставили!

Еврорадио: Какие ещё вопросы остаются "за кадром"?
Игорь Кузнецов: Гуляко говорил: я категорически против слова "мемориал", оно у белорусского народа ассоциируется только с Брестской крепостью и Хатынью. Я говорю: так а чем Хатынь и Куропаты принципиально отличаются? Там сожгли, тут уничтожили... Что ещё. Владимир Адамушко [известный белорусский историк и архивист. — Еврорадио] сказал: исследователи не ходят в архивы, вот я хожу и ещё несколько человек.

Еврорадио: Мы можем сейчас вспомнить, как проходили расследования в Куропатах?
Игорь Кузнецов: Первое расследование было в 1988 году. Государственная комиссия, первая эксгумация, выводы о расстрелах, произведённых сотрудниками НКВД.

Второе — в 1990 году. Коммунисты Беларуси пишут "наверх", что результаты первого расследования — вымысел, что было давление со стороны оппозиции. Приезжает комиссия из Генпрокуратуры СССР, проверяет — никакой новой информации. "Немецкий след" не подтверждается, только НКВД.

В 1991 году распадается СССР, и в 1992 году общественная комиссия под руководством Валентина Корзуна "по расследованию преступлений нацистов в урочище Куропаты" инициирует уже третью проверку. Но уже белорусская Прокуротура приходит к прежним выводам.

Еврорадио: То есть большая часть расследований проводилась по запросам коммунистов?
Игорь Кузнецов: Они хотели (и до сих пор хотят) доказать, что расстрелы в Куропатах — дело рук немцев. Следующая попытка, снова по их инициативе, — ещё через год. Делом занимается старший следователь по особо важным делам Валерий Комаровский. Кстати, он же потом расследовал трагедию на Немиге. Комаровский делает запросы в Яд ва-Шем, работает с несколькими версиями. Опять немецкий след не подтверждается.

В конце 1996 года — снова обращение коммунистов, на этот раз — на первое лицо государства. В 1997 году Военной прокуратуре поручается вторая эксгумация. Результаты: все захоронения нарушены. Все вещественные доказательства свидетельствуют, что расстрелы проводились не позже 1940 года. Но до общественности результаты этого расследования не доводились в связи с тем, что оппозиция могла использовать их в своих интересах.

"90% репрессировано во внесудебном порядке. Слушали — постановили — расстрелять"

Еврорадио: Есть ли какая-то статистика по составу репрессированных?
Игорь Кузнецов: Я взял официальную базу по реабилитированным. Сделал выборку на 80 тысяч человек. И проанализировал, кто среди них. Белорусов — примерно 65%. поляков — около 20%. Евреев — 8-9%. Дальше — русские, литовцы и другие национальности. По социальному происхождению — кто были враги народа? Почти 70% — крестьяне. На втором месте — рабочие. А интеллигенция — это 15 из 100 человек, расстрелянных в 1937 году. Остальные 85 — рабочий, крестьянин, домохозяйка, безработный, единоличник... Вот кто лежит в этих ямах.

Еврорадио: Но примерно такая же пропорция, вероятно, тогда была и в обществе.
Игорь Кузнецов: Миф, который вселялся все годы советской власти: в сталинских репрессиях в основном пострадали партийные, военные и т.д. Почему это правильно? В 1938 году посчитали статистику: из 144 секретарей райкома партии, которые работали в 1937 году, к первой половине следующего года было расстреляно 98. Вот здесь — да, верно по отношению к конкретной категории. Но на фоне всех расстрелянных...

Еврорадио: Теперь понятно, как понимать такие фразы.
Игорь Кузнецов: Да, расстреляно 2/3 партийных работников и, может быть, около 60% военных. Эти фразы верны, но они пропускают весь фон. Далее. Из всех, кого репрессировали, только 10% проходили по судебному рассмотрению. Просто убийственная цифра! 90% репрессировано во внесудебном порядке. Слушали — постановили — расстрелять. Или 10 лет, 25... Я вам расскажу и про 10%, которые через суды проходили. Там хотя бы видимость была. Адвокат, прокурор, враг народа... Приговоры те же. Но всего 10%. Иначе суды бы не выдержали, не справились с таким количеством людей.

Еврорадио: Остальных судили тройки?
Игорь Кузнецов: Тройки, двойки, особые совещания. И всё списочным составом. Их не судили, судить — неверное слово. Иногда тройка и не собиралась. Список на двести человек подписали по очереди, и всё. А были и случаи, когда сначала расстреливали, а уже потом список составляли, задним числом.

"Да какие же они шпионы? Они же неграмотные были!"

Еврорадио: Какие обвинения выдвигались?
Игорь Кузнецов: По характеру обвинения 43% — агенты иностранных разведок. Потом — антисоветская агитация и пропаганда. Потом — участие в контрреволюционной деятельности. У меня душа кричит! 85% — крестьяне и рабочие. Да какие же они шпионы? Они же неграмотные были! Как же они донесения писали...

Еврорадио: Последний вопрос к вам, как к историку. Имеете ли вы право сегодня работать в архивах КГБ? Может ли обычный человек туда попасть?
Игорь Кузнецов: По действующему законодательству, близкие родственники любого репрессированного имеют право написать заявление в КГБ и ознакомиться с архивно-следственным делом. Но есть ряд нюансов. Не даётся информация о свидетельских показаниях, доносах, сотрудниках, которые вели дела — на страницы надеваются "конверты". То есть, получается выборочное знакомство. Что касается специалистов: в начале 1990-х порядка десяти историков получили доступ в архив КГБ. Но вы поймите, что значит доступ. Нет такого, как в библиотеке, чтобы ты приходил и брал нужную книгу со стеллажа. Вы заказываете какое-то дело, и вам его приносят. И то, смотрят: дать или сказать, что его нет... Проверить-то невозможно. Но нужны были не судьбы людей, а оперативные документы: как проводились расстрелы, места захоронений. И такого допуска не было даже в начале 1990-х. А сегодня ситуация более печальная: допуска нет и в таком варианте. И ещё не забывайте один момент: у нас по закону 75 лет — тайна личной жизни. Но уже 80 лет прошло. И вы думаете, что-то изменилось? Никак. На делах по-прежнему гриф "сов. секретно". Поэтому если мне завтра скажут: "Кузнецов, вы хотите в архив?" — я отвечу: "Да!". Но спрошу в ответ: "А вы мне все документы покажете?". Мне ответят: "Нет, конечно! Только если вы напишете, чьи дела хотите персонально". И ещё вопрос: вы как считаете, можно документам НКВД доверять?

Еврорадио: Спорный вопрос.
Игорь Кузнецов: Любая цифра тогда писалась под какое-то время, под какой-то заказ. Да, документы подлинные: печать, подпись, 1937 год. К примеру, найдётся справка, согласно которой, в Куропатах расстреляно 520 человек. И в итоге мы должны будем говорить, что там расстреляно 520 человек, а не 250 тысяч, потому что есть только один документ, который об этом свидетельствует. Архивы много раз чистились, что-то выводилось на закрытое хранение. И главное: мы не можем доверять документам, которые сохранились.