Политическое давление на режим не работает. Как тогда помочь политзаключенным?

С 26 апреля нет никакой информации о точном местонахождении и состоянии здоровья Виктора Бабарико. По слухам — он попал в больницу, но родные и его команда до сих пор не добились, где он, как себя чувствует. И это не единичный случай, когда политзаключенный внезапно исчезает — когда родные не могут до него дописаться, когда по непонятным причинам не происходят назначенные телефонные звонки.

Жена Николая Статкевича, который отбывает 14-летний приговор в глубокской колонии, три месяца не знала, где он. Она добилась официального ответа от администрации колонии — оказалось, что Николая поместили в одиночную камеру на полгода и лишили звонков, свиданий и посылок. Письма от него тоже не приходят.

Почти месяц не доходили письма от Дениса Ивашина, гродненского журналиста. В начале мая одно письмо на свободу все же прорвалось — а затем снова переписка начала прерываться.

— К сожалению, Денис мне вчера [17 мая] так и не позвонил, хотя все другие желающие заключенные 11 отряда связывались с родственниками. Из этого мы делаем вывод, что нашего воина снова бросили в ШИЗО, осталось только подтвердить это. Когда это случилось, мы не знаем, но точно 11 мая он еще был в отряде, так как звонил мне вечером. Соответственно, очередное "наказание" было выписано в промежутке между 12 и 15 мая. На какой срок Дениса поместили в ШИЗО, мы тоже пока не знаем, — рассказывает жена политзаключенного Ольга Ивашина.

Полтора месяца нет писем от адвоката Максима Знака. Стало известно, что он в штрафном изоляторе.

С середины февраля не приходят письма от Игоря Лосика.

Почти три месяца нет ни писем, ни звонков от Марии Колесниковой. Адвокат с ней тоже не виделся.

От Алеся Беляцкого нет новостей с конца апреля. Известно только, что его должны были этапировать в колонию в Горки.

И это лишь несколько примеров, которые стали публичными. Но довольно часто родные политзаключенных, даже известных личностей, отказываются что-то о них сообщать.

— Получали ли вы в последнее время письма от В.? — спрашивает Еврорадио родственника политзаключенного.
— Я бы не хотел пока, чтобы о нем появлялись новости, — отвечает он.

В Беларуси сейчас 1500 политзаключенных. Сколько из них не получает письма или от кого не приходят письма на свободу, подсчитать невозможно.

— По нашим наблюдениям, с начала 2022 года письма пропускают только от родственников. Но с ними переписка идет без проблем — письма в обе стороны довольно быстро доходят, и цензура обычно ничего не выбрасывает, — анонимно рассказывает муж политзаключенной, которая отбывает наказание в женской колонии в Гомеле.

“Красный Крест имеет мандат на вмешательство”

Правозащитники объясняют, что это явление называется инкоммуникадо — блокировка переписки, и это тяжелое нарушение прав человека. Это одно из средств давления как на заключенного, так и на его родных. И сейчас достоин обсуждения не только вопрос освобождения политзаключенных, но в первую очередь защиты их прав в тюрьмах и колониях.

Светлана Мацкевич, активистка объединения родственников и бывших политзаключенных, делегат Координационного совета говорит, что тоже замечала, как родные боятся сказать, что ничего не знают о своих заключенных. В результате это оборачивается игрой по правилам, навязанным теми, кто держит в руках ключи от тюрем и чувствует свою вседозволенность.

— Они подают такого типа сигналы: "Мы здесь — власть, мы что хотим, то и делаем". Они таким образом демонстрируют силу и проверяют нашу беспомощность, — говорит Еврорадио Светлана Мацкевич.

Обнародование таких ситуаций, по мнению эксперта, поможет очертить проблему для международных организаций, имеющих полномочия вмешаться.

— И это, в первую очередь, Красный Крест, имеющий мандат на прямое вмешательство там, где нарушаются права человека, в первую очередь — на здоровье. Возможно, другие гуманитарные миссии могут организовываться — наверное, ОБСЕ и другими организациями, связанными с ООН. Но все они, кроме Красного Креста, должны получить разрешение МИД. В этом случае через дипломатию нужно давить на белорусский МИД, чтобы он дал это разрешение, — приводит пример Мацкевич.

Публичная кампания, по мнению делегатки Координационного совета, могла бы заставить провластный Красный Крест в Беларуси отправиться в тюрьмы и озаботиться состоянием политзаключенных. Или заставить главный офис Красного Креста в Женеве заняться этим.

— Способы давления должны быть с одной стороны, адекватными, с другой стороны, мы все же не должны в этой ситуации предъявлять политические требования тому же Красному Кресту. Мы можем предъявить только гуманитарные требования. Поэтому мы должны сейчас отрабатывать систему давления, но другого давления, не политического, а по защите прав человека. Этот вопрос мы ставим сейчас на уровне КС как проблемный, — комментирует Мацкевич.

Но кто займется публичной кампанией и взаимодействием с международными структурами в этом “проблемном вопросе”, пока не решено.