Лявон Вольский: У меня из имущества теперь только дом в деревне

Лявон Вольскі: У мяне з маёмасці цяпер толькі хата ў вёсцы

Сделать большое интервью с Лявоном Вольским мы пытались несколько раз в течение года. Лявон был то занят, то "пока нет о чём особо рассказывать, но — скоро, потому что мы тут с Анечкой такое задумали...". А потом случилась трагедия, 23 марта из жизни ушла Анна Вольская. Прошло несколько месяцев и на осторожный вопрос был ответ: "Давайте поговорим, почему бы и нет. Я отчасти уже пришёл в себя. Можем говорить на любые темы..."

Встречу назначаем в середине дня в уличном кафе в ценре Минска. "Я в центре редко бываю, давно не гулял здесь пешком, иду к вам сейчас, и не узнаю город: кафе столько, на улице разные зонтики", — делится впечатлениями Лявон. А мы в свою очередь интересуемся, как идёт сбор средств на новый альбом, почему процесс несколько замедлился и сколько необходимо собрать.

Лявон Вольский: Я так понимаю, что основная масса любителей моего творчества уже внесла свой вклад. Причём, были разные суммы: от пяти долларов и до... не буду говорить, до каких сумм в евро. Правда, и теперь один-два человека в день присылают деньги. Дело, как мне кажется, не в отсутствии интереса, я даже удивлён, что такой высокий процент от необходимой суммы собрали (за три месяца, с середины марта до 16 июня, — 86% от нужной суммы, — Еврорадио). Боялся, что будет процентов 25 и на этом всё остановится. Сейчас не самый лучший период для разных пожертвований, но люди всё равно отрывают от себя свои кровные. Значит, они хотят услышать это. Называть необходимую сумму я не хочу. Одно скажу, она и не большая, но и не маленькая. Но новый альбом — это не только запись в студии, а ещё и клиповая поддержка и продвижение, и другое. И всё требует денег, бесплатно никто ничего не делает. Я этого и не предлагаю, за всё, что люди делают профессионально, они должны получать деньги.

 

Пробовал писать отдельные песни из "Грмадазнаўства" в отечественной студии с нашими музыкантами — какой-то тупик, самоповторы, возвращение к N.R.M.

Еврорадио: Я уверен, что нашёл бы и в Минске как минимум одну-две студии, которые бы с удовольствием записали вам альбом бесплатно...

Лявон Вольский: И на меня выходили с таким предложением. Но на данное время у меня есть команда, с которой я работаю, она находится в Вильне. Они норвежцы. И есть продюсер Снорре. Я очень доволен тем, что получилось в результате нашей предыдущей работы "Грмадазнаўства". И я надеюсь, что этот альбом будет ещё лучше по звуку. Тем более, он будет не только общественно активным, но "широкоформатным". На альбоме 16 песен, а это не шутки! Если честно, я пробовал писать отдельные песни из "Грмадазнаўства" в отечественной студии с нашими музыкантами — какой-то тупик был, самоповторы, возвращение к N.R.M. Спасением стал именно Снорре со своим видением звучания: лаконичным, без соло, часто песня начинается с текста, без вступления, как это принято в поп-музыке. В отличие от "Грмадазнаўства", новый альбом более поэтический. Тот был таким "змагарскім" — констатация фактов, достаточно всё просто сказано. Кстати, название "Грмадазнаўства" придумала Анечка. Думали-думали, пока на глаза учебник дочки не попался. И теперь с названием целая проблема... Возможно, ближе к релизу придёт озарение. Вижу, хотите спросить о дате выхода альбома, но сегодня я вам её не назову — осенью. А если всё пойдёт хорошо, то в октябре организуем концерт в Вильне.

В центре, куда ходила Анна, ей сказали, что это никакая ни онкология

 

Еврорадио: Ваша личная трагедия, смерть жены, повлияла на настроение альбома?

Лявон Вольский: Песни в основном были написаны до этого... И я изменил только пару строк в нескольких песнях. Получилось, что спокойные, наполовину акустические песни там почему-то достаточно депрессивные, а тяжёлые и быстрые — наоборот, не депрессивные. Не знаю, почему так получилось... Хотя, на тот момент у меня не было никаких печальных предчувствий, всё вроде бы шло нормально... Поэтому я не знаю, почему я написал такой депрессняк. Может, что-то такое было внутри... Ведь ещё зимой ничего не указывало на то, что что-то случится.

В нетрадиционном центре, куда она ходила, ей сказали, что это никакая ни онкология, а что-то... мастопатия в плохой форме. Нужно пить это и это. Она, безусловно, в это поверила. И я тоже. Лечилась голоданием, примочками, разными нетрадиционными методами. Может, поэтому так быстро всё и произошло. И, может, это к лучшему, потому что я знаю, что люди годами лежат в постели, болеют и уходят постепенно. Для меня это, безусловно, хуже, потому что было так неожиданно, что просто ужас. Когда мой отец долго болел, по больницам лежал, то ты морально уже в течение этого времени готовишься к неизбежному, а здесь всё было так... Я и сейчас ещё до конца не вышел из этого шокового состояния, но первый месяц всё было как в тумане — шок был серьёзный. Постоянно разные мысли, которые необходимо гнать от себя. Но тут ничего не поделаешь — это человеческая сущность. Хорошо, что были люди, и это много людей, которые меня морально поддержали. Но я всё равно понимаю, что сейчас мне придётся коренным образом менять всё. Потому что я привык к определённому жизненному сценарию, который много лет был вот такой. А теперь он таким не может быть. И наверное, поменяться этот сценарий, пусть не в лучшую, но в какую-то другую сторону, какую-то адекватную. А не то, что я вернусь назад в 1990-е и буду заниматься, как это уже было, разной ерундой: ненужными проектами, участием во всех возможных концертах и мероприятиях. Ненужной суетой. Очень хорошо, что в последние годы мы научились перебирать, где нужно участвовать, а где — нет. За 30 лет на сцене выработалась определённая интуиция.

Еврорадио: У вас было разделение обязанностей: вы пишете песни, Анна — занимается административной работой. Как будете теперь справляться?

Лявон Вольский: Она не любила всю эту администраторскую работу, но вынуждена была ей заниматься. Для меня всё это, особенно денежные вопросы — тяжёлая тема. Но придётся ей заниматься пока самому. Может, потом кто поможет... Для меня тяжелее не отсутствие персонального менеджера, а отсутствие продюсера. Анечка была талантлива в стратегии — она придумывала акции, перевод всей концертной деятельности в Вильню... Сейчас всем этим придётся самому заниматься. Анна была заточена под мои проекты, и мне продюсеры извне вряд ли помогут.

 

 

Сейчас у меня из имущества только дом в деревне. Я снова одолжил деньги и делаю там коренную перестройку, думаю, там прописаться и жить

 

Еврорадио: Люди, которые не знают жизни белорусских рокеров изнутри, удивляются: "Такой известный музыкант, как Лявон Вольский, столько лет на сцене, по миру с концертами ездит, а у него нет денег ни на альбом, ни на шикарной квартиры?".

Лявон Вольский: Квартиры нет вообще — мы восемь лет снимаем квартиру. Мне в наследство осталась квартира от бабушки, но был такой период в жизни, когда мы были должны деньги, которые я в своё время одолжил на запись первого альбома "Крамбамбули", и ту квартиру пришлось продать. Причём, продавали мы её в очень неблагоприятное время и через год такая квартира стоила раз в 4-5 дороже. Концертами в Европе ты тоже много не заработаешь: ты же не будешь там постоянно с турами ездить — это какие-то разовые выезды. Да и окупаются такие поездки... попробуй вывезти полный состав "Крамбамбули"! А почему так и не накопил денег... Потому что почти всё заработанное шло не на приобретение квартиры или шикарной машины, а на записи альбомов, промо, клипы... У нас же нет в стране которого серьёзного продюсерского центра, который бы всё это брал на себя. Да и откуда он возьмётся?! Если здесь нет самой системы так называемого шоу-бизнеса! Мы же не можем ехать с туром по все Беларуси, как это делают коллективы на Западе. У нас сама постройка отечественного шоу-бизнеса не позволяет независимому артисту так жить. Так что, сейчас у меня из имущества только дом в деревне. Я снова одолжил деньги и делаю там коренную перестройку, думаю, там прописаться и жить. Но как оно дальше сложится... Я четыре месяца назад освободил июнь ото всех дел, чтобы поехать на месяц в Черногорию, а видите, как оно сложилось. И теперь я какие-то далёкие планы не хочу составлять.

Еврорадио: Если уже упомянули "Крамбамбулю"... Неужели мы больше не услышим новых песен этого проекта?!

Лявон Вольский: Возможно, несколько песен по поводу чего-нибудь и появится, но альбомов больше не будет точно. Эта стилистика себя исчерпала. В этом проекте особенно нечего больше сказать — там всё уже было! Юмор и сатира, ирония, даже пара серьёзных песен, последний мальчишески-партизанско-воинственный альбом. Разные песни были: с Михалком, Куллинковичем, Гюнешь. Ну, куда двигаться, в каком направлении? Тем более, быть немолодым клоуном — тоже не очень приятная роль. И петь там, к примеру, "Старых хипанов" не очень хочется.

Так же, как сейчас мне совсем не подходит песня "Я рок-музыкант" — она совсем без нюансов. И это был молодёжный манифест, а я не такая уж молодёжь молодая.

Есть такие наивные организаторы, которым говоришь, что мы запрещены, а они: "Ну, давайте всё таки попробуем".

 

Еврорадио: Некоторые считают, что Вольский сам отказывается от концертов в Беларуси, потому что ему выгоднее быть запрещённым...

Лявон Вольский: Есть такие наивные организаторы, которым говоришь, что мы запрещены, а они: "Ну, давайте всё таки попробуем". И заканчивается всё всегда одинаково — запретом. Есть, к примеру, за Минском один развлекательный центр, я называю его "центр оттопырки", где проходят празднования Нового года, Масленицы и так далее. Я там как-то выступал сольно на закрытом корпоративе, и всё прошло просто супер. И владельцы решили этой зимой пригласить меня на своё программное мероприятие вроде Масленицы. Поставили афишу в интернет, запустили рекламу в Фейсбуке, и люди начали регитьс" на то мероприятия — "Блины и концерт Лявона Вольского". Анечка им сразу написала: "Есть опасность, что вас законтролируют". Они: "Ну, будем надеяться...". На завтра же они написали нам: "Ой, извините, нам тут позвонили и сказали, чтобы ни в коем случае этого не было, и что специально приедут это проконтролировать". А это было обычное рядовое мероприятие за городом: блины, танцы, гулянки...

Еврорадио: А вдруг какие-нибудь антигосударственные блины в результате получатся!

Лявон Вольский: Ну, действительно, я согласен — что это такое! Поэтому речь здесь не о нежелании выступать, а о наивных организаторах. Сейчас даже на байк-фестивале не удалось выступить! При том, что во времена самых запрещённых запретов к байк-фестивалям относились снисходительно — ведь это закрытое мероприятие.

 

Я не змагар — я просто говорю то, что думаю

 

Еврорадио: Никогда не было соблазна перестать быть "змагаром" — глядишь, и сняли бы запрет?

Лявон Вольский: Я не змагар — я просто говорю то, что думаю. А отказаться от своих убеждений... Ну, тогда ничего не получится! Не получится писать песни. Просто получится косить бабло. Ко всему, если ты хочешь быть в обойме успешных государственных артистов, ты обязательно должен чем-то жертвовать. Выступать на концертах вроде "За Беларусь", "За сильную и процветающую", "За президента"... На это я пойти не могу. Независимые артисты не имеют машин, квартир и такой роскоши, как государственные артисты. Хотя, я не знаю, как они сейчас зарабатывают, ладно, раньше через профсоюзы концерты делались, но теперь, наверное, и эта лавочка накрылась из-за кризиса.

Еврорадио: Вот вы уже тридцать лет рубите своей музыкой всю эту систему, а изменить ничего так и не удалось...

Лявон Вольский: Вы на больную мозоль наступаете... Что-то всё же удалось изменить. Психологию некоторых людей, которые с юности слушали. Подходят люди на улице, говорят: "Спасибо, что вы есть, я вырос на ваших песнях и благодаря им стал нормальным порядочным человеком". Но, правда, есть и другие примеры: слушали песни, а потом пошли работать в органы. Ну, и сейчас слушают, в принципе... Но могло бы и хуже быть, если бы песни не слушал, бандитом бы стал, а так — в органы пошёл.

Нужно арендовать лимузин и приехать в Минкульт, одетым в меха, с журналистами, с цветами, шампанским и маленькой собакой под мышкой

 

Еврорадио: Вы же с точки зрения государства — тунеядец, нигде официально не работаете. Что может вас заставить обратиться в Минкульт за свидетельством творческого работника?

Лявон Вольский: Я раньше думал, что ничто меня не может заставить туда пойти —это же учреждение запрещало и запрещает мои концерты сейчас. Ну, не оно само, а по поручению из президентской администрации. Но как раз сейчас меня настигла мысль: из этого же можно классное шоу сделать! Прийти туда, а лучше арендовать лимузин и приехать, одетым в меха, с журналистами, с цветами, шампанским и маленькой собакой под мышкой — её, как и лимузин, можно арендовать. А там такие дамы сидят — дать им всем по букетику, сказать: "Знаете, кто я такой?". Ну, и посмотрим тогда, как такового барина не зарегистрируют. Печальные такие шуточки. Потому что у нас такая эксклюзивная ситуация в сфере культуры, что просто невероятно. Короче, вряд ли мне это свидетельство дадут. Но платить никакой-то налог я не собираюсь. И что там за это — исправительные работы? Ну, вот пусть меня на эти работы осудят. Ещё лучше шоу получится.

 

У нас были мысли, сделать вид на жительство в Литве

 

Еврорадио: Мысли об эмиграции возникали?

Лявон Вольский: Естественно. Знаете, сколько таких отчаянных моментов в жизни было. Ведь последние лет пять стало окончательно понятно: при этой власти уже нормальной музыкальной жизни здесь не будет. Для меня, по крайней мере.

Как у нас было? Жили мы за границей где-нибудь: в Варшаве, Берлине, в Швейцарии, в Черногории прекрасно жили — как на дачу ездили. На месяц поедешь — отлично, всё знаешь. А в Минске была конкретная внутренняя эмиграция. Сидишь дома в центре города, съездил в гипермаркет какой-нибудь, там походил два часа, затарился... Приехал опять домой, разлил по бокалам французское вино, сидишь, смотришь какое-нибудь кино. Ну, что-то делаешь там... Но не было такой жизни: мы тусим по центру города, делаем поход по барам — это всё в 90-е ещё отшумело. И мы жили в очень замкнутом мире. Потом из города едешь в деревню. Там природа, дом, камин — всё классно. Сидишь у камина, смотришь фильмы, разливаешь хорошее французское вино по бокалам и кайфуешь. Такая была жизнь — типичная внутренняя эмиграция. Когда люди абсолютно не интегрированы в жизнь страны.

От эмиграции остановило то, что... не получилось ничего. У нас были мысли, сделать вид на жительство в Литве. Анечка пробовала разные варианты, но ничего не получилось. Потому что сначала очень выгодно было иметь фирму в Литве, и она у нас была... или об этом нельзя говорить? А... её уже нет всё равно. Короче, Анечка зарегистрировала там фирму, что даёт тебе право на получение вида на жительство. Что избавляет тебя от необходимости делать визы. Хотелось снять квартиру в Вильне и не снимать в Минске — в Вильне дешевле, и оставить себе только дом в деревне. Последний год минская квартира абсолютно не нужна: Аделя учиться в Польше, а мы просто сидели там — чего? От дома в деревне до Вильни километров 130, а из Вильни близко и до Варшавы, и до Берлина — сел и поехал, границ нет. Но потом литовцы очень внезапно, почти как у нас это делается, изменили законодательство. По новому законодательству, если у тебя есть фирма, то ты должен брать на работу трёх сотрудников, граждан Литвы. А это — минималка, налоги и так далее. Короче, нужно было закрываться, и вся эта идея накрылась медным тазом.

Еврорадио: В сегодняшней рок-тусовке вы чувствуете себя своим или чужим?

Лявон Вольский: Для кого-то — свой, для кого-то — чужой. И так всегда было. Кто-то мне завидует... У нас же постоянно белорусские музыканты что-то делят, несмотря на то, что нет предмета дележа. Постоянно какие-то сплетни, какая-то зависть. Обо мне всегда говорили, что я всё под себя подгрёб. Что подгрёб ?! Не было чего грести! Ну, идут люди на концерт, так что мне им сказать, чтобы не приходили?

 

 

Стыдно за компромиссы

 

Еврорадио: Есть что-то из сделанного, за что сегодня стыдно?

Лявон Вольский: Если вы про песни, то, естественно, есть те, которые не получились, хотя, когда они писались, то казались прекрасными. И сегодня интересно переслушивать старые песни. Не стыдно, но, безусловно, ранние песни "Мроі" страшно несовершенны. Музыкально тоже, но там был порыв, а в текстах много где были смешные моменты. Но что стесняться — мы росли. Стыдно за некоторые компромиссные поступки. Не буду говорить о походе к Пролесковскому — говорил уже неоднократно. Не нужно было ходить, много людей разочаровалось в нас, а мы же должны нести ответственность за людей, которые нас слушают. По крайней мере, мне не нужно было соваться туда...

Еврорадио: А другие — пусть себе идут!

Лявон Вольский: Естественно! Если серьёзно, то мы должны были помнить, идя туда, о двух вещах: стратегии и тактике. Перед походом нужно было собраться и обсудить темы, поведение, кто за кем что говорит и что он говорит. А то пришли какие-то раздолбаи, друг друга перебивают, говорят один — одно, другой — другое, какие-то обиженные. Тот посмотрел, промониторил профессиональным глазом: "А, ясно — детский сад! Пусть играют, ладно!" Думал, может, что придут такие борцы и поставят вопрос ребром: "Кто, когда и где запрещал наши концерты: имена, время, фамилии! И будем судиться, так как это незаконно!". Нет, сходить можно, но сначала нужно было скоординироваться. Стыдно за другие компромиссы. Нужно продвигать продукт, идёшь на радио или телевидение, и всегда редактор или ведущий немного дрожащим голосом говорит: "Ну, вы же понимаете, что мы не политическая, а музыкальная программа — о политике не будем?". И ты говоришь: "Ну, если вы не будете, то и я не буду"... А нужно было рубить сразу правду-матку! Но чтобы не было этих эфиров, то, может быть, и не было бы половины народной любви...

Еврорадио: Вы против компромиссов?

Лявон Вольский: Сейчас да. Ну, играл я в эти компромиссы с теми же радио и телевидением, и что? Сейчас ни на радио, ни на телевидение не приглашают. Правда, как-то приглашали к Гигину поучаствовать в какой-то дискуссии. Не вижу в этом никакого смысла.

 

 

Людям нужна своя белорусская музыка, и при благоприятных условиях она своё возьмёт

 

Еврорадио: В глубине души надеетесь, что вернутся времена массовой любви белорусов к отечественному року? Помните же, сколько людей собиралось в середине 1980-х годов на фестивале под открытым небом — десятки тысяч!

Лявон Вольский: Если будет другая власть и если будет нормальное экономическое положение. Потому что если эта власть сменится — неизвестно, что будет с экономикой. Будет какая-то другая модель, и предстоит пройти трудный путь к капитализму — это несколько лет как минимум. Знаете, если бы сегодня разрешили, и на какой-то праздник в городе организовали бесплатный рок-концерт, то тысяч десять пришло бы легко. Я теперь часто пешком хожу для тонуса...

Еврорадио: Узнают на улице?

Лявон Вольский: Я об этом и говорю, тяжеловато ходить. Узнают, подходят, жмут руку, просят сфотографироваться. И такое не только в центре города. И это при отсутствии концертной деятельности на Родине в течение почти десяти лет. Людям нужна своя белорусская музыка, и при благоприятных условиях она своё возьмёт.

Фото и видео: Змитра Лукашука, из архива Лявона Вольского, монтаж Виталь Зыблюк

Последние новости

Главное

Выбор редакции