Лявон Вольский: Шоу-биз и христианские законы плохо совместимы

120113 volski 1.mp3

Еврорадио: 11 февраля должен пройти важный концерт и для Крамбамбули и для всего белорусского рока, потому что все ждали оттепели и положительных перемен в области "запретов". Но этого не произошло. Как вы отнеслись к такому ходу событий?

 

Лявон Вольский: По-философски, во-первых, во-вторых, по-бойцовски. Потому что это не запрет, а какие-то влияния, может быть, вообще борьба кланов, как ни удивительно. Есть разные кланы, которые влияют на какие-то концерты в клубах... Как такое случилось, для меня это секрет, потому что у нас, с точки зрения официальной документации, по праву и закону все было, как никогда, до буквы выверено. И то, что директор клуба сейчас в одностороннем порядке разрывает контракт - это тоже незаконно, поэтому еще не факт, что концерт не пройдет. Может быть, он будет перенесен. То, что директор говорит в маcсмедиа, что он не отменен, а перенесен - что это он за нас отвечает? Может, мы хотим именно в этом клубе это провести!? И пока что рано говорить, что там не пройдет концерт, но вы сами понимаете грустную тенденцию... Гадко еще то, что были такие отмены - кто-то звонит. Тут, конечно, Войтюшкевич больше пострадал, в этом случае. Но реально были откуда-то звонки, отменялось, это, может быть, дает основания для спекуляций разных кланов, разных группировок, в том числе, музыкальных и т.д. Поэтому давайте мы повоюем, то есть, не повоюем, а поборемся, а тогда будем уже смотреть.

Еврорадио: Вы намерены разбирать поведение клуба в суде?

 

Лявон Вольский: Я такие тайны не буду сейчас раскрывать, но если придется дойти до суда, мы, безусловно, не боимся этого, потому что у нас все абсолютно чисто перед Богом и людьми (смеется), с документами у нас как никогда нормально. Владимир Борисович Шаблинский - очень искушенный человек, входит спокойно в разные коридоры, имеет некоторое влияние. Он знает, как это делается, он все сделал по концертному законодательству просто безупречно. Поэтому, если дирекция клуба хочет подставиться - пусть подставляется. Пусть будет такой прецедент. Потому что у нас обычно музыканты и дирекция музыкальных формаций относятся к подобным ситуациям по-христиански: "ну хорошо". С одной стороны, это хорошо, а с другой, какой ни какой, простите мне это слово, но это шоу-бизнес. Ну, белорусский, безусловно, с нечеловеческим лицом, но все равно тут христианские законы не очень приемлемы. То есть, тебе говорят: "Все? не будет концерта, иди отсюда!". А ты: "Хорошо, пошли, пошли, выпьем тогда".

Еўрарадыё: У

Еврорадио: В день, когда стало известно об отмене концерта Крамбамбули, в Сети появилась афиша другого концерта. Если бы, например, так получилось, что отменился концерт Akute по непонятным причинам и предлагали вместо него выступить Крамбамбуле, согласились бы вы? И вообще, как должны вести себя музыканты в таких ситуациях?

 

Лявон Вольский: Каждый отвечает за себя. Каждая музыкальная формация ведет себя согласно своему статусу - общечеловеческому, музыкальному, любому, который у нее есть. Я думаю, что Akute может быть, не знали, что они заменят своих коллег из Крамбамбули на этой сцене... Если бы я знал, что кого-то запретили -  из любой формации и любого возраста, и что нам предлагают занять это место, мы, конечно, никогда бы в жизни не согласились на такие вещи. Потому что не то, чтобы всегда, но должна быть музыкальная солидарность, тем более, если это что-то призкое к рок-музыке. В Беларуси вообще мало солидарности, и мало интеграции и внутри страны и у людей разных направлений деятельности. И даже одного направления деятельности. Это показывает, что мы совсем дезинтегрированы... Ничего страшного. Это же так, такие времена.

Еврорадио: Лявон, вы уже в третий раз под запретом. Как повлияли на вас, как на музыканта, эти запреты? И на ваш взгляд, если бы их не было, были бы вы тем же Лявоном Вольским, или, может, спокойно пели бы в филармонии, как иногда Анатолий Ярмоленко?

 

Лявон Вольский: А я как-то пел в филармонии - это были не лучшие времена для нас. Когда была Мроя, с 92-го по 95-ый или 96 год мы формально принадлежали к Республиканской дирекции эстрадно-циркового искусства, как это ни смешно звучит, и мы там репетировали. Была же белорусизация, и я так понимаю, нас туда взяли из-за галочки, мол, у нас есть беларусскоязычные коллективы. На нас, наверное, какой-то бюджет шел, дербанился и нормально. Мы не выступали от них, просто репетировали и все. Не лучшие это были времена в творческом смысле, сказать честно, не очень рождалось что-то. Хотя N.R.M. родилась именно там, в этих святых филармонических стенах... Если бы не запрещали, безусловно, не было бы таких бойцовских качеств. При Советском Союзе это был детский сад, сказать по правде. Можно было все равно ездить и играть, без литований, все решали деньги. В 88-89-м годах можно было спокойно приехать в какой-нибудь Быхов или Дрогичин, и с молчаливого согласия комсомола, которому нравилось все это, и которому нужно было ставиать галочку о работе с молодежью, спокойно отыграть концерт, взять кассу и уехать назад в столицу. Сейчас поехать в Дрогичин и Быхов - миллион идеологов будет осматривать, как это и что это, кто ты такой, и зачем ты приехал. Это практически невозможно. Первый запрет с 2005-го по восьмой год достаточно больно по мне ударил, я сильно депрессировал, ничего не писалась долго. Потом как-то, как тот белорус - повесили, сначала больно было, потом привык... Теперь не страшно это все. Это смешно. Во-первых, люди, которыие это все запрещают, они безнадежно глупы. Потому что они растят радикалов. Из Михалка сделали нынешнего Михалка именно запретом последних концертов тура, аншлаговых концертов, когда музыкант понимает, что он должен поставить точку - сыграть в Гомеле аншлаговый концерт и два в Минске. Сделать точку и поехать по своим Москвам, Смоленскам, Тамбовам и Урингуям играть дальше. А тут получился незаконченный акт, и поэтому, безусловно, это радикализует. Произошло некоторое преобразование.

Еврорадио: Войтюшкевич, например, видит в запрете отличный пиар....

 

Лявон Вольский: Что касается мирового пиара, то классный, безусловно. Но оно не так свежо, как было в начале и середине 2000-х. Когда какие-то отдельные запрещались концерты, тут же приезжал журналист из Голландии: "Ну вас же запрещают, вы запрещены!" А ты говоришь: "Нет, это разовые запреты." А он: "Ну вас же запретили?" - "Да" - "Ага. Запрещенные, ставим галочку". Раньше это просто дико звучало - как это так?! 21 век, в Беларуси, в Европе запрещаются концерты, есть запрещенные музыканты! Ну нереальное что-то! Теперь они к этому привыкли. Что говорить о запрете музыки, когда люди практически без всякого обвинения - человек вышел на митинг - походил и его посадили на 6 лет усиленного. Что тут говорить про музыку, когда люди ни за что сидят: вышли два человека из дома, к ним подбежало два человека, завязалась типа, драка-не драка, ничего не понятно. Тех отпустили, а этих посадили. Ну как уже про музыку тогда говорить? Ясно, что доминирует сейчас больше вектор политический, и понятно, что люди на самом деле страдают, и их семьи. Я знаю, что это такое - у меня когда-то по экономическим делам тесть провел там пару годиков. Это достаточно тяжело все выдерживать. Поэтому, безусловно, запрет музыки - это не так уж страшно. Страшно, что годы идут, а мы играем большие концерты за границей в основном... В нашей стране это рабочие моменты...

Еврорадио: А не собираетесь оставить эту страну?

 

Лявон Вольский: У вас такой типичный вопрос западного журналиста... А, вы же западный журналист и есть (смеется)! Ну, оставить, я думаю, у всех людей культуры, искусства, науки гуманитарной или точных дисциплин появляются такие глупые мысли. Ну, у меня есть некоторая ответственность за моих слушателей, поэтому я не хочу подавать пример. И так столько людей уехало - страшно сказать! Я играл и в Соединенных штатах, и в Лондоне, и в Праге, и в Берлине - страшное количество молодых людей - амбициозных, с образованием, со способностями, с талантами - очень много людей учится и работает за границей, потому что они не находят тут просто реализации.

 

Еврорадио: На ваш взгляд, как вы, как музыкант и личность повлияли на современную белорусскую музыку? (Можно вспомнить тот факт, например, что в конце 90-х все играли как НРМ)

 

Лявон Вольский: Скорее всего, мой вклад не музыкальный, а энергетически-языковой. Например, в начале 90-х было совсем не круто по-белорусски играть - это считалось отстоем и колхозом. Как-то мы играли в 93-м году в Бресте на рок-фестивале. Мы отыграли свой сет, еще Мрои, и потом где-то в фойе тусовались. И подходит молодой человек к нам, волосатый неформал и говорит: "Ну а чё по-белорусски, это же не круто, ребята! Так классно валите!" Теперь таких вопросов просто не возникает. И это уже большая победа! Что рок играется по-белорусски - сейчас абсолютно в порядке вещей, единственное, что немного ассоциируется с протестом, безусловно... Ну, и, может быть, есть вклад, что в лучшие годы существования N.R.M. это была сильная энергетика, и на сцене была мощная очень энергия, трудно передаваемая в студийных условиях. И может быть, заряжались молодые люди и пытались и пытаются передать это сейчас на своих концертах.

Еврорадио: Кстати, некоторые почему-то услышали в новом альбоме Крамбамбули "Драбадзі-Драбада" интонации N.R.M.. "Драбадзі-Драбада" - это то, что вы хотели сделать еще с N.R.M. или всё-таки новый порыв вашей души?

 

Лявон Вольский: То, что три участника N.R.M. решили работать без меня, это не значит, что я не буду продолжать это дело, это не значит, что я не буду заниматься тем, чем я занимался. Я, можно сказать, взял паузу, мне нужно было подумать, посмотреть и осмыслить. Это не значит, что у меня нет материала. А насчет альбома, я не могу сказать, что там есть какие-то интонации N.R.M...

Еврорадио: Возможно, какой-то дух N.R.M живет в тяжелых гитарах, громкости...

 

Лявон Вольский: Ну, просто это тяжелые гитары, поп-панк. На мой взгляд, все же N.R.M. - это не совсем поп-музыка, потому что там есть тексты. Это рок, скорее всего. Частично там есть и темы популярные. Но все-таки там то, что заставляет, ох, какие штампы, человека задуматься (смеется). Какие-то такие вещи, что-то духовное есть. У Крамбамбули ничего этого нет. Крамбамбуля - это декоративно-прикладное искусство, на мой взгляд, которое позволяет расслабиться и музыкантам на сцене, и людям в зале. Просто оттопыриться, потанцевать и снять плохие впечатления от жизни белорусской и вообще от жизни. Поэтому, на мой взгляд, этот альбом типичная как раз поп-музыка современнго формата. А то, что оно достаточно тяжело звучит,.. хотя, это не тяжело, просто гитары с драйвом...

Еврорадио: Ну, непривычно для Крамбамбули....

 

Лявон Вольский: Непривычно для Крамбамбули, хотя, началось это уже с "Озолотиться".

Еврорадио: Это связано, я так понимаю, и с новым составом группы...

 

Лявон Вольский: Да. Я, сказать честно, раскрою вам тайну, хотел опять сделать, чтобы было немного эклектичнее, с акустическими инструментами. Музыканты как-то так мягко, но уверенно, настояли на том, чтобы было в формате таком. Ну, я согласился, потому что тоже люблю это, в конце концов. И у нас альбом получился, наконец, сцементированный стилистически. Хотя, там есть шатания от гранжа по фольк-панка... У N.R.M. в лучшие времена были узнаваемые ходы, а тут я бы не сказал, что это использовалось. Нельзя судить только по музыкальной составляющей. N.R.M. - это половина - текст, половина музыки, и текст иногда преобладал.

Еврорадио: Почему вы решили обратиться к фольку европейскому?

 

Лявон Вольский: Я не знаю, как это получилось - у нас не было грантов от Евросоюза. Давно носился я с мыслями, сделать белорусские народные песни, перелопаченные в современном каком-то жанре. У нас классные фольк-команды. Просто на редкость, мало где такие есть. Вот кого ни возьми! Но они все обычно такие задумчивые, классно их за рулем слушать: спать, кстати, не хочется. Такое углубление, нирвана. Хорошо йогой заниматься, наверное, под них, нужно попробовать, кстати. А тут хотелось веселуху сделать... Есть такая Кася Бохан, которая помогает мне с французским языком обычно, когда меня заносит во франкофонные недра. Она дала мне как-то песенник европейских песен. Там представлены все европейские страны и их песни. Мы почему-то представлены песней Крамы "Будзь разам з намі". Но большинство стран представлены традиционной фольк-песней. Вот оттуда, кстати, "То ни су едра" хорватская, "Лепти авока" французская. А потом уже началась черная работа с интернетом.

 

Еврорадио: Вы останавливались на том, что популярно, или что вам нравилась?

 

Лявон Вольский: Нет, на том, что нравилось. Почему только белорусские не сделали, я не понимаю. Как-то на определенном этапе пришла мысль, почему бы не попробовать интегрироваться с Европой хотя бы на таком уровне! Мы же не можем на политическом. Такие интересные песни, как выяснилось, у этих европейцев. И это, в принципе, всю бригаду музыкальную очень захватило. На одном дыхании все делали. Так оно как-то нащупалось, а потом появилась идиотская идея, спеть на языках оригинала.

Еврорадио: А что такое "Драбадзі-Драбада"?

 

Лявон Вольский: Дело в том, что в ирландском варианте, а этот припев не переводится на английский язык - damanu damada, считается, что это то, из чего они пьют, тот самый prosst, они чокаются - вот этот звук. Мы подумали, что у нас "напился в драбадан", тоже чекаться могут глиняными или керамическими "драбадзі". Получилась "Драбадзі-Драбада", тем более, это с той самой песни, кавер на которую когда-то, значительно хуже нас, сделала Metallica, а еще раньше Thin Lizzy.

Еврорадио: А о чем, вообще, альбом?

 

Лявон Вольский: О том, что нужно танцевать. А по тексту, про любовь, про адвоката, что обычно близко - сначала любовь, потом адвокат.

Еврорадио: Перед презентацией должен заработать новый сайт Крамбамбули и на нем должен появиться альбом "Драбадзі-Драбада"...

 

Лявон Вольский: Скорее всего, придется подождать еще пару месяцев.

Еврорадио: Будете как-то тайно презентовать альбом в Минске?

 

Лявон Вольский: Да, будем делать закрытую презентацию.

Еврорадио: И по городам проедетесь?

 

Леон Вольский: Я не знаю, есть ли в этом смысл. Но если будут какие-то варианты, безусловно, поедем.

Еврорадио: Собираетесь ли презентовать альбом в странах, чьи песни вы поете?

 

Лявон Вольский: Как ни удивительно, мы летом в Германии уже презентовали его в Гамбурге и в Берлине. Безусловно, эта половина года будет направлена на рекламу, на пиар альбома и тут, и за границей. Ну, зря все-таки пел на стольких языках, в конце концов! (смеется) Хотя, не имелось в виду, что вот запоем, потом пригласят, мы поедем и застолбим. Просто интересно было иметь опыт такой - спеть на девяти языках европейских, а теперь подумали - ну действительно, есть beer-фестивали разные в той же Германии. Почему бы не съездить?

Еврорадио: Есть ли у вас мысли насчет следующего альбома Крамбамбули?

 

Лявон Вольский: Есть. Рано озвучивать, потому сто еще не начиналась работа, но это, скорее всего, будет "Драбадзі-2". Потому что настолько это плодородная почва - мы даже и 10-ой части не охватили того, что увидели. Потом, есть же такие интересные разные национальности, которые незаслуженно забыты - баски, например, каталана. Это не значит, что будут песни только этих национальностей, но парочка будет. Я думаю, что на этом потом будет пауза, но стоит продолжить. Как "Ва-Банк" сделал Махульский, "Ва-Банк-2" - тоже хорошо!

 

 

Еврорадио: Давайте поговорим об уходе музыканта со сцены. Думали ли вы когда-нибудь об этом?

 

Лявон Вольский: Ну, ясно, придется уйти когда-нибудь. В юности, когда все начиналось, думал, ну, может к 35, а там же я буду "безнадзёжным старыком" и нужно уходить. А сейчас посмотришь на Боба Дилана, например, это же вообще гм.., а все поет человек, и такие ничего даже бывают вещи.

Еврорадио: Когда, на ваш взгляд, музыкант должен уходить? Как он должен понять, что настало время попрощаться?

 

Лявон Вольский: Это глупо звучит, но нужно постоянно пытаться развиваться. Это будет совсем сейчас банально звучать - духовно развиваться, читать книги, ментально иметь какое-то развитие, идти в ногу со временем, владеть технологиями, пытаться быть адекватным в настоящем времени и понимать, когда ты не нужен - народ не собирается, народ не слушает, народу не нужно, то тогда получше на другую работу переходить. Я тогда в деревню поеду, скорее всего.

Еврорадио: А у вас также есть хутор?

 

Лявон Вольский: Есть... Есть куда ехать, если что (смеется).

Еврорадио: Если бы не было запретов, и в 94-м году история обернулась бы иначе, могли бы N.R.M. и Крамбамбуля стать государственными ансамблями и существовать бесконечно, обновляя составы, вроде государственных "Песняров"? Вы не против такого поворота событий?

 

Лявон Вольский: Если бы история обернулась в другую сторону, N.R.M. не было бы просто. Потому что N.R.M. создалась как противоположность, как противовес тому, что происходит в обществе. Это было просто зеркало общества, такое причудливое, пародийное, по крайней мере, в моем представлении. Когда это все делалось в начале, это должно было быть так. Это должно было быть государство такое. Впрочем, я получил в государстве то, что и мы получили: пришел молодой энергичный лидер и за "яшчык гваздзей"... со мной получилось, как с Шушкевичем (смеется). Потому что, только, я инспирировал создание государства, и наконец политическая ситуация в государстве меня оттуда выбросила. Это часто бывает, вы знаете: Хрущев, Горбачев, Шушкевич. То самое получилось со мной. Так что N.R.M. бы не было. И Крамбамбуля, я не знаю, появилась бы. Может, и появилась бы. Крамбамбуля была бы такая развлекательная команда для широких площадок, для Дворца спорта. Я бы, может, писал высокохудожественные тексты. Я даже не знаю, может, был бы творческий кризис серьезный. Во время короткой, двухлетней демократии в Беларуси был такой глубокий творческий кризис, с неадэкватом и со всеми делами: постоянная смена гитаристов, непонимание, куда мы идём, что писать? То есть, как бы и нормально пишешь, но это все мертвое. Ты ходишь трижды в неделю на репетиции, но непонятно, зачем. Все вроде бы играют, но зачем мы играем, все равно концерт раз в три месяца и все как-то вяло и непонятно, что. Вот в таком случае нужно всегда брать паузу, уходить или все переформатировать.

Фото: Евений Ерчак, www.budzma.org, Анна Вольская, Виталь Зыблюк