InZhest. Так о чем же рассказывает спектакль “…После”?
Вчера в рамках международного фестиваля театрального искусства “Панорама” состоялся спектакль “…После” театра "ИнЖест". Растолковать пластические полотна Вячеслава Иноземцева не берется никто, даже его актеры. О том, что происходило во время и после постановки, читайте и смотрите в фоторепортаже Еврорадио.
Из-за ошибки в распечатанной программе фестиваля, мы с нашим фотографом Тарантино приехали в ДК Железнодорожников на час раньше начала спектакля. Нас удивило то, что уже в это время в фойе ДК было много людей, выкупающих заранее заказанные билеты. Лично мне всегда казалось, что интерес к театральному искусству испытывают немногие люди в нашем городе. Стоит признать, я заблуждалась. На постановке Иноземцева не было свободных мест!
"ИнЖест" славится неимоверной преданностью актеров театру и режиссеру. Нам пришлось испытать это на собственной шкуре, потому что разгневанный Вячеслав Иноземцев вдруг запретил журналистам работать на спектакле, выставив охранником одного из своих учеников. Долгими уговорами нам пришлось прорываться в зал, что нам, конечно же, удалось, и чему мы были неимоверно рады.
Следует несколько слов сказать о самой постановке. “…После”. Это спектакль, действие которого происходит, в основном, на пожарном занавесе сцены. Актеры играют в “клетках” занавеса, удивительным способом выстраивая живой диалог с визуальным рядом, который подготовил Матвей Сабуров ( группа “ПЛАТО”) и музыкальным сопровождением, над которым весьма удачно поработал Виталик Артист (группа “BezBileta”). Как и в постановке “Ёлка У”, режиссер применил к спектаклю принцип пространственной драматургии, сделав главной ареной событий, главным персонажем и главной концепцией всего действия обычный пожарный занавес.
Так о чем же повествует эта неразрывная связь видео, музыки и телесного высказывания?
Весь спектакль рядом со мной сидела женщина, которая много слышала о работах Вячеслава Иноземцева, но посмотреть постановку пришла впервые. Мы постоянно перешептывались, пытаясь разгадать символику режиссера. Главным, конечно же, стал вопрос “Что?” и “После чего?” показывает нам автор.
Моей соседке показалось, что речь идет о “конце света и смерти человека, а также о его существовании после”. Я же увидела размышления Иноземцева о том, что происходит с личностью после ее появления на свет, после рождения. Я не берусь утверждать, что мое понимание истинно и верно, но мне хотелось бы поделиться им с вами. Тем более, что после спектакля люди, с которыми мы общались в фойе, обсуждая постановку, так и говорили, мол “Иноземцева каждый понимает так, как хочет. А мы вот подождем, что вы напишите. Очень интересно, что вам удалось увидеть и понять”.
Картина мира, представленная Иноземцевым, всегда неровная и местами шокирующая, потому что режиссер, очевидно, любит пробуждать публику от раздумий и рефлексий, прерывая “сон” то внезапным появлением человека-маски, то мечущимися по залу актерами, которые громко стучат в закрытые двери зала. То, вдруг, из темноты появляются звонящие в колокольчик школьницы, наряженые в платья и фартуки, то в толпу зрителей выходит старец на ходулях, в бороде и с мечом.
Стоит отметить, что игра с пространством, светом и звуком действительно тревожила зрителей. Так, например, спектакль имел два начала. В первый раз сцена открылась публике в холодном свете ровно на пять минут.
На полу копошилась “биомасса”, сотканная из людей, от которой отделилось слабое существо, зажгло факел, и огонь погас за спустившимся на пол пожарным занавесом. Так родился человек. В зале стало темно, тихо, публика закопошилась, никто не знает что делать, хлопать в ладоши или же смиренно ждать следующей провокации. “О, ужас!” — выкрикивает кто-то из зала и на опущенном железном пожарном занавесе появляется пульсирующая красная точка. Аплодисменты. Так началось продолжение “…После”.
Если пытаться интерпретировать символику постановки, то я возьму на себя смелость предположить, что речь в спектакле идет, все же, о становлении личности человека после его явления материи мира. Теперь человеку предстоит переживать метания своей неспокойной природы. В телесных высказываниях актеров, очевидно, читаются переживания личностью различных травм.
Это и травма рождения, травма первого сексуального опыта, рефлексивных переживаний, перехода из одной возрастной категории в другую. Это переживание экзистенциальной боли и пустоты, неловкие попытки понимать и праздновать жизнь, поиски облегчения, как во внутренней оболочке самости, так и в контакте и сопереживании мира с другими людьми.
Это трудное существование личности в мире тонких игр “насилия и власти” в эпоху “взрослости” и зрелости, жалкое противостояние обществу потребления и визуального засилья бесконечных шоу. Жизнь похожа на большое телевизионное talk-show, где порой трудно понять, какая же роль здесь отведена тебе (ведь неспроста появился клоун в блестках, который щедро сыпал мишурой по сторонам, хохотал громом и диктовал публике, как его следует встречать, посылая на сцену надпись “аплодисменты” в нужное ему время).
Жизнь глазами “…После” — это большое кино. Возможно, если его досмотреть до конца, тебя и попустит. Возможно, станет немного легче. Тебе говорят — “Притворись героем восьмибитной игрушки вроде Super Mario, ищи бабло, греби бабло, будь на волне, ускорься, иначе очередная волна пройдет мимо тебя!” — и ты играешь по правилам. Либо тебя с нами нет.
Как и всех, кто рядом, тебя в этой игре ожидают взлеты и падения, припадки бессилия, вера в то, что именно ты в конце концов изменишь этот долбанный мир, тебе предстоят моменты славы и все, чем полна жизнь любого человека в отдельности. Можно взвалить на себя роль ведущего, можно смиренно покориться роли ведомого, можно обращаться за ответами к не поддающимся времени традициям, можно быть трусом, а можно притвориться, что ты и все, что есть в тебе и вне тебя — это просто рассказанная кем-то история, кино, спектакль… неважно. Можно вообще сделать вид, что мир — это матрица и тебя в ней нет. Нас нет. Нас не было и не будет после.
После того, как завершился спектакль и свет в зале погас, по залу побежали уже знакомые зрителю школьницы. Теперь их было много. Актеры, завершив второй финал постановки, медленно сползли в зрительный зал, и уже вышли оттуда только в фойе, где публику ждал третий финал. Действительно последний. Это была небольшая, но убедительная музыкальная точка пьесы. Играла группа “ПЛАТО”.
Виталик Артист зачем-то выкрикнул несколько строк из детского стишка про "Получи, фашист, гранату! Распишись за пулемет!" и вышел вон. Скорее всего, это была неожиданная для самого Виталика спонтанная публичная рефлексия . Вряд ли, в планах Иноземцева были стишки о фашистах и гранатах.
После, и зрители и актеры переместились снова к сцене, чтобы завершить представление традиционным ритуалом рукоплескания. На сим все и закончилось.“ИнЖест” разошелся по гримеркам.
В гримерке артисты ликовали и бурно обсуждали спектакль.
"Зачем вам знать о чем этот спектакль? Постарайтесь развить глубину своего восприятия, выйдите за рамки обычного и найдите в увиденном особый, ваш интимный смысл, найдите в себе свой личный отклик на происходящее. Зачем вам толкования?" - вопрошал нас в ответ Михаил Умпирович, сыгравший роль "избранного", одного из четверых героев, воплощающих нас с вами. Людей.
А вот результат абсолютной творческой отдачи: шишка на лбу актрисы Светланы.
У дверей в зал мы заметили двух девушек, которые трогательно спрятались в объятиях друг у дружки и тихонько плакали.
“Это что такое… мы ничего не поняли. Мы пережили такое… Это трудно объяснить словами. Нам мальчик “родился в руки”. Он сполз прямо на нас. Со сцены. У меня никогда такого не было, — говорит девушка в синем платке. — Я не понимаю, почему плачу. Мы сидели в первом ряду и чувствовали такое сильное! Такие эмоции! Я не знаю, как после этого вообще дальше жить”.
“Это правда, — добавляет другая девушка, которую мы встретили у выхода, — Постановки Иноземцева, если и не доступны человеку интеллектуально, то очень ярко воспринимаются эмоционально. Я так рада, что люди ходят на эти спектакли! Многие испытывают шок после просмотра, кто-то ничего не понимает и уходит озадаченным, но в любом случае, никто не остается равнодушным. Это сильное культурное потрясение. Жаль, что театр "ИнЖест" не очень-то популярен у нас. Он заслуживает гораздо большего внимания. Белорусская публика часто ленивая и не понимает, что теряет, когда не ходит на спектакли”.
Еврорадио настоятельно рекомендует забыть о лени и праздности и пристальнее наблюдать за тем, что происходит в белорусском арт-поле. Подробнее о театре “ИнЖест” вы можете узнать здесь.
Из-за ошибки в распечатанной программе фестиваля, мы с нашим фотографом Тарантино приехали в ДК Железнодорожников на час раньше начала спектакля. Нас удивило то, что уже в это время в фойе ДК было много людей, выкупающих заранее заказанные билеты. Лично мне всегда казалось, что интерес к театральному искусству испытывают немногие люди в нашем городе. Стоит признать, я заблуждалась. На постановке Иноземцева не было свободных мест!
"ИнЖест" славится неимоверной преданностью актеров театру и режиссеру. Нам пришлось испытать это на собственной шкуре, потому что разгневанный Вячеслав Иноземцев вдруг запретил журналистам работать на спектакле, выставив охранником одного из своих учеников. Долгими уговорами нам пришлось прорываться в зал, что нам, конечно же, удалось, и чему мы были неимоверно рады.
Следует несколько слов сказать о самой постановке. “…После”. Это спектакль, действие которого происходит, в основном, на пожарном занавесе сцены. Актеры играют в “клетках” занавеса, удивительным способом выстраивая живой диалог с визуальным рядом, который подготовил Матвей Сабуров ( группа “ПЛАТО”) и музыкальным сопровождением, над которым весьма удачно поработал Виталик Артист (группа “BezBileta”). Как и в постановке “Ёлка У”, режиссер применил к спектаклю принцип пространственной драматургии, сделав главной ареной событий, главным персонажем и главной концепцией всего действия обычный пожарный занавес.
Так о чем же повествует эта неразрывная связь видео, музыки и телесного высказывания?
Весь спектакль рядом со мной сидела женщина, которая много слышала о работах Вячеслава Иноземцева, но посмотреть постановку пришла впервые. Мы постоянно перешептывались, пытаясь разгадать символику режиссера. Главным, конечно же, стал вопрос “Что?” и “После чего?” показывает нам автор.
Моей соседке показалось, что речь идет о “конце света и смерти человека, а также о его существовании после”. Я же увидела размышления Иноземцева о том, что происходит с личностью после ее появления на свет, после рождения. Я не берусь утверждать, что мое понимание истинно и верно, но мне хотелось бы поделиться им с вами. Тем более, что после спектакля люди, с которыми мы общались в фойе, обсуждая постановку, так и говорили, мол “Иноземцева каждый понимает так, как хочет. А мы вот подождем, что вы напишите. Очень интересно, что вам удалось увидеть и понять”.
Картина мира, представленная Иноземцевым, всегда неровная и местами шокирующая, потому что режиссер, очевидно, любит пробуждать публику от раздумий и рефлексий, прерывая “сон” то внезапным появлением человека-маски, то мечущимися по залу актерами, которые громко стучат в закрытые двери зала. То, вдруг, из темноты появляются звонящие в колокольчик школьницы, наряженые в платья и фартуки, то в толпу зрителей выходит старец на ходулях, в бороде и с мечом.
Стоит отметить, что игра с пространством, светом и звуком действительно тревожила зрителей. Так, например, спектакль имел два начала. В первый раз сцена открылась публике в холодном свете ровно на пять минут.
На полу копошилась “биомасса”, сотканная из людей, от которой отделилось слабое существо, зажгло факел, и огонь погас за спустившимся на пол пожарным занавесом. Так родился человек. В зале стало темно, тихо, публика закопошилась, никто не знает что делать, хлопать в ладоши или же смиренно ждать следующей провокации. “О, ужас!” — выкрикивает кто-то из зала и на опущенном железном пожарном занавесе появляется пульсирующая красная точка. Аплодисменты. Так началось продолжение “…После”.
Если пытаться интерпретировать символику постановки, то я возьму на себя смелость предположить, что речь в спектакле идет, все же, о становлении личности человека после его явления материи мира. Теперь человеку предстоит переживать метания своей неспокойной природы. В телесных высказываниях актеров, очевидно, читаются переживания личностью различных травм.
Это и травма рождения, травма первого сексуального опыта, рефлексивных переживаний, перехода из одной возрастной категории в другую. Это переживание экзистенциальной боли и пустоты, неловкие попытки понимать и праздновать жизнь, поиски облегчения, как во внутренней оболочке самости, так и в контакте и сопереживании мира с другими людьми.
Это трудное существование личности в мире тонких игр “насилия и власти” в эпоху “взрослости” и зрелости, жалкое противостояние обществу потребления и визуального засилья бесконечных шоу. Жизнь похожа на большое телевизионное talk-show, где порой трудно понять, какая же роль здесь отведена тебе (ведь неспроста появился клоун в блестках, который щедро сыпал мишурой по сторонам, хохотал громом и диктовал публике, как его следует встречать, посылая на сцену надпись “аплодисменты” в нужное ему время).
Жизнь глазами “…После” — это большое кино. Возможно, если его досмотреть до конца, тебя и попустит. Возможно, станет немного легче. Тебе говорят — “Притворись героем восьмибитной игрушки вроде Super Mario, ищи бабло, греби бабло, будь на волне, ускорься, иначе очередная волна пройдет мимо тебя!” — и ты играешь по правилам. Либо тебя с нами нет.
Как и всех, кто рядом, тебя в этой игре ожидают взлеты и падения, припадки бессилия, вера в то, что именно ты в конце концов изменишь этот долбанный мир, тебе предстоят моменты славы и все, чем полна жизнь любого человека в отдельности. Можно взвалить на себя роль ведущего, можно смиренно покориться роли ведомого, можно обращаться за ответами к не поддающимся времени традициям, можно быть трусом, а можно притвориться, что ты и все, что есть в тебе и вне тебя — это просто рассказанная кем-то история, кино, спектакль… неважно. Можно вообще сделать вид, что мир — это матрица и тебя в ней нет. Нас нет. Нас не было и не будет после.
После того, как завершился спектакль и свет в зале погас, по залу побежали уже знакомые зрителю школьницы. Теперь их было много. Актеры, завершив второй финал постановки, медленно сползли в зрительный зал, и уже вышли оттуда только в фойе, где публику ждал третий финал. Действительно последний. Это была небольшая, но убедительная музыкальная точка пьесы. Играла группа “ПЛАТО”.
Виталик Артист зачем-то выкрикнул несколько строк из детского стишка про "Получи, фашист, гранату! Распишись за пулемет!" и вышел вон. Скорее всего, это была неожиданная для самого Виталика спонтанная публичная рефлексия . Вряд ли, в планах Иноземцева были стишки о фашистах и гранатах.
После, и зрители и актеры переместились снова к сцене, чтобы завершить представление традиционным ритуалом рукоплескания. На сим все и закончилось.“ИнЖест” разошелся по гримеркам.
В гримерке артисты ликовали и бурно обсуждали спектакль.
"Зачем вам знать о чем этот спектакль? Постарайтесь развить глубину своего восприятия, выйдите за рамки обычного и найдите в увиденном особый, ваш интимный смысл, найдите в себе свой личный отклик на происходящее. Зачем вам толкования?" - вопрошал нас в ответ Михаил Умпирович, сыгравший роль "избранного", одного из четверых героев, воплощающих нас с вами. Людей.
А вот результат абсолютной творческой отдачи: шишка на лбу актрисы Светланы.
У дверей в зал мы заметили двух девушек, которые трогательно спрятались в объятиях друг у дружки и тихонько плакали.
“Это что такое… мы ничего не поняли. Мы пережили такое… Это трудно объяснить словами. Нам мальчик “родился в руки”. Он сполз прямо на нас. Со сцены. У меня никогда такого не было, — говорит девушка в синем платке. — Я не понимаю, почему плачу. Мы сидели в первом ряду и чувствовали такое сильное! Такие эмоции! Я не знаю, как после этого вообще дальше жить”.
“Это правда, — добавляет другая девушка, которую мы встретили у выхода, — Постановки Иноземцева, если и не доступны человеку интеллектуально, то очень ярко воспринимаются эмоционально. Я так рада, что люди ходят на эти спектакли! Многие испытывают шок после просмотра, кто-то ничего не понимает и уходит озадаченным, но в любом случае, никто не остается равнодушным. Это сильное культурное потрясение. Жаль, что театр "ИнЖест" не очень-то популярен у нас. Он заслуживает гораздо большего внимания. Белорусская публика часто ленивая и не понимает, что теряет, когда не ходит на спектакли”.
Еврорадио настоятельно рекомендует забыть о лени и праздности и пристальнее наблюдать за тем, что происходит в белорусском арт-поле. Подробнее о театре “ИнЖест” вы можете узнать здесь.
