БелАЭС выдержит падение "кукурузника", но не пассажирского Boing-777

Более 100 замечаний и вопросов по устойчивости БелАЭС к воздействию в экстремальных ситуациях сформулировала Литовская госинспекция по атомной энергетике. К примеру, рабочая группа утверждает, что ей не хватает обоснования устойчивости АЭС в случае падения тяжелого коммерческого самолета.

С литовской Госинспекцией согласен и российский физик-ядерщик Андрей Ожаровский.

"Первоначальная оценка воздействия на окружающую среду белорусской станции содержала фальшивую информацию: сообщалось, что корпус станции может выдержать самолет весом чуть ли не сто тонн, а оказалось, что это только АН-2 массой 5,7 тонны", — говорит российский эксперт.

На то, что о весе самолета, падение которого может выдержать корпус белорусской АЭС, литовская сторона задает вопрос не в первый раз, обращает внимание и белорусский эколог Ирина Сухий. На этот же вопрос неоднократно обращали внимание и белорусские эксперты.

Ирина Сухий: "В 2009 году сообщалось, что корпус выдержит падение самолета массой в две тонны, сейчас белорусские строители говорят, что семь тонн выдержит корпус. Но тот же Boing-777 весит больше. Над Островцом и АЭС проходит маршрут захода на посадку самолетов, направляющихся в аэропорт Вильнюса. И это не такая уж фантастика, падение самолета. Случиться может все".

Действительно, в "Оценке воздействия на окружающую среду" отмечается, что "в проекте АЭС-2006 указывается (что корпус станции выдерживает. — Еврорадио) падение самолета весом 5,7 тонны со скоростью 100 км /ч". Но вес того же Boing-777-300 — около 240 тонн.

Конечно, никто самолет на станцию ​​не сбрасывает, чтобы проверить, какой вес ее корпус выдержит. Сведения предоставляются на основании расчетов. Но изменение результатов расчетов вызывает сомнения, говорит Ирина Сухий. Мол, конструкции ведь не поменялись — поменялись расчеты. А кто и как те расчеты делает — неизвестно.

Литовские эксперты утверждают, что вызывает сомнение анализ устойчивости проекта в случае "экстремального землетрясения". Обращают внимание на то, что в стресс-тестах БелАЭС не учтены последствия от лесных пожаров, наводнений после землетрясения и так далее. Те природные явления, которые кажутся неосведомленному человеку маловероятными. Но действительно ли они маловероятны?

"Что касается лесных пожаров, то в одном месте лес находится действительно очень близко возле стройки. Но важнее другое. Сегодня сильно изменилась климатическая ситуация. Проведенные стресс-тесты учитывают стихийные бедствия, которые происходили в этой местности за последние сто лет. Но сейчас у нас происходят стихийные бедствия, которые ранее считались нетипичными для Беларуси. Если раньше смерчи у нас были раз в сто лет, то сейчас их бывает несколько в год. Все эти вещи не просчитаны. А ведь мы должны смотреть не то, что в завтра, а — на ближайшие 60 лет, пока станция будет работать", — объясняет Ирина Сухий.

Полностью разговор с Ириной Сухий в студии Еврорадио можно посмотреть здесь:

Что самое неприятное, добавляет Андрей Ожаровский, сто замечаний и вопросов, озвученных литовскими экспертами — далеко не все, что волнует экологов и экспертов.

"В докладе литовской госинспекции уделено внимание только внешнему воздействию. Они не затрагивают вопросы безопасности, связанные с самой конструкцией реактора, с качеством строительства, а с этим, как вы знаете, большие проблемы. Не решен вопрос, что будет с отработанным ядерным топливом — нет соответствующей договоренности с Россией. Если и не будет, то все оно останется в Беларуси. Как и другие ядерные отходы — потребуется тратить миллиард долларов на строительство могильника. Непонятно, в каком состоянии реактор, который о столб ударили. Сегодня более важно говорить не о литовской позиции, а об интересах Беларуси в первую очередь. Много белорусская сторона говорит о стремлении к энергетической независимости от России, но ядерное топливо будет приходить именно оттуда! Зависимость остается: вместо газового Россия в любой момент сможет перекрыть Беларуси урановый вентиль".

Сформулированные литовскими экспертами вопросы до 25 января будут переданы Европейской комиссии и Европейской группе организаций по регуляции ядерной безопасности (ENSREG). Что дальше? Ирина Сухий считает, что белорусская сторона должна дать ответы на все поставленные вопросы, изменить свои расчеты и исправить недостатки. Андрей Ожаровский уверен: это не выход — от проекта строительства АЭС Минск должен просто отказаться. А как же отдавать российские кредиты?

Андрей Ожаровский: "Надо смотреть кредитное соглашение, как там прописана ситуация, если проект не будет реализован. Обычно, когда кредитуется какое-то предприятие, всегда пишут, что если предприятие не будет достроено, то потери будут разделены в определенной пропорции. И если станция не будет построена, не начнет вырабатывать энергию, то, вероятно, есть юридические уловки для того, чтобы Беларусь не возвращала этот кредит. Известно, что деньги на строительство АЭС делятся так: 90% суммы — государственно-экспортный кредит, 10% — кредит государственного банка ВТБ. Скорее всего, 10% банку придется отдавать, а насчет остальных денег, в случае отмены стройки, вероятные долгие споры, которые могут длиться десятки лет".

Полностью разговор с Андреем Ожаровским можно послушать:

Стресс-тесты БелАЭС в 2016 году проводило дочернее предприятие генподрядчика "Росатом" — Atomprojekt. Представители литовского правительства уже заявили, что тесты не дают ответа на все вопросы, и требуют проведения испытаний в соответствии с методологией АЭС.