Еврорадио
"Сейчас не время"
328, ЛГБТ и другие вопросы, которые ушли на второй план.


"Долбить, долбить, долбить", — этот лозунг актуален в Беларуси уже полгода. Каждый день белорусы устраивают акции, вывешивают флаги, объявляют о стачке. Всё это — ради права жить в "новой Беларуси", в которой ОМОН не будет избивать людей за взгляды, а власть будет прислушиваться к мнению своих противников.

На фоне главной цели из общественного обсуждения выпали некоторые проблемы, которые волновали нас раньше — и которые белорусам только предстоит решить. Домашнее насилие, права ЛГБТ, несоизмеримость наказания по "наркотическим статьям", жестокость пенитенциарной системы, смертная казнь — вопросы, без ответов на которые демократическое будущее невозможно. И смена режима не решит эти проблемы сама собой.

Еврорадио выясняет, почему эти темы выпали из дискурса и сможем ли мы договориться в будущем.

Готов ли ты строить демократическое общество в Беларуси? Пройди опрос Еврорадио!

"Многие говорят о государственном терроре — но не о том, что происходит на уровне семьи". Почему мы не можем покончить с домашним насилием

В августе мужчина выгнал жену из дома, потому что она голосовала за Лукашенко.

— Конечно, увидев, что творится, она сама поменяла взгляды. Но что теперь поделаешь: её уже выгнали из дома, — рассказывает активистка и психолог Ольга Горбунова. — А мы помогаем всем, вне зависимости от их взглядов и убеждений.

Белорусское общество пока что не борется с домашним насилием. Усилия нескольких десятков активисток не помогут там, где нужно выстраивать государственную систему. А в Беларуси нет ни квалифицированных кадров, ни ресурсов, ни даже закона о противодействии домашнему насилию: в 2018-м его концепцию "завернули".

Возвращаясь в наши дни, Ольга соглашается с нами: тема домашнего насилия пропала из повестки общества и СМИ. Хотя насилия не стало меньше, а, возможно, даже наоборот.
Ольга Горбунова / Facebook
— В стране кошмар и насилие по всем фронтам. Но есть ведь контекст: насилие в семье, насилие в обществе, насилие со стороны государства. Сейчас очень много говорят о государственном терроре — но не говорят о том, что происходит на уровне семьи.

Я хожу на марши, выражаю протест всеми способами. Но мы не можем игнорировать домашнее насилие лишь потому, что для всех сейчас очень важный момент.

Ольга против "перетягивания одеяла", но и против того, чтобы протестующих чесали под одну гребёнку. По её словам, за каждым, кто выходит, стоит своя история. Выходят "Матери 328", люди с инвалидностью, квир-колонна. И очень важно, уверена она, понимать проблемы каждого и не пытаться их замалчивать под предлогом "общей цели".

— Я не хочу прийти к демократии, где мне опять будут затыкать рот и говорить: "Тема домашнего насилия, конечно, серьёзная, но у нас же смотрите какой ещё ворох нерешённых проблем". Я выхожу на протест со своей повесткой, потому что я её считаю важной, я с ней работаю 17 лет, и я хочу, чтобы мне давали о ней говорить, а не затыкали рот, потому что нам всем эти 26 лет затыкают рот. Давайте хотя бы сейчас научимся давать друг другу слово, право высказаться.

В 2020-м все белорусы боролись рука об руку за свободу, говорит Ольга, и поэтому имеют право требовать защиты своих прав.
Арт-интервенция против домашнего насилия в центре Минска, декабрь 2019 года / "Маршируй, детка", Светлана, героиня материала "Чтобы помнила, каким была чудовищем" / Александр Васюкович / Еврорадио
— Теперь, когда избивали многих, когда многих посадили ни за что… Я очень надеюсь, что вот эта вот коллективная травма, эта огромная боль станет частью нашего опыта, который больше не позволит убивать стольких людей по признакам, например, пола, национальности или сексуальной ориентации.
Надеюсь, что память об этом, что бьют не за что-то, а просто потому что могут, останется. Что эту историю белорусы не забудут и не простят.

Сейчас, объясняет свою позицию Ольга, многие поняли, что ощущает женщина, возвращаясь вечером в темноте домой, когда вздрагиваешь от каждого шороха. Применённое режимом насилие учит: если кто-то бьёт — то только потому, что может и осознаёт, что не будет наказан, а не потому, что этого заслуживает жертва.

"Моё достоинство не имеет значения?" Поймёт ли белорусское общество важность прав ЛГБТ

Квир-активист Андрей Завалей вспоминает: когда он пришёл на первый протестный марш с радужным флагом, вокруг него будто бы образовался вакуум.
Андрей Завалей на марше / Facebook
— Было пассивно-агрессивное немножко отношение, мол, что ты делаешь?! Несколько ребят подходили и говорили, что сейчас не время, у нас другая тема, убери флаг, а то потом по БТ скажут… В конце подошёл один парень, сказал, что гей, но не поддерживает то, что я делаю.

Сегодня в ЛГБТ видит угрозу не только власть, но и некоторые оппозиционные движения, например — христианские демократы. Достаточно неприятия и в обществе.

— Причина очень простая: какой-то стереотип и образ, из-за которых можно маркировать ЛГБТ как что-то сопряжённое с какими-то рисками или опасностями. Может происходить неприятие и на эмоциональном уровне. Если логически начать об этом разговаривать с любым человеком, через 15 минут уже станет понятно, что всё это стереотипы. И есть иррациональное: страх, эмоциональное отторжение… Оно переносится в том числе и в "революционное" движение, потому что люди в этой стране выросли и впитали в себя все стереотипы.

Общая цель сейчас — объединиться. Но параллельно ЛГБТ пытаются исключить из протестного дискурса. И даже больше.

— Даже сам лозунг "лошки-петушки", который люди транслируют постоянно, — это унизительно для меня как для человека. Я пытаюсь это объяснять, и для 50 процентов у меня не получается, потому что они говорят: "Нафиг, сейчас я даже не собираюсь эту тему обсуждать". То есть это значит, что сейчас для человека моё достоинство не имеет особого значения, потому что у нас общая цель. Если в этой общей цели нет уважения к человеческому достоинству, то я не знаю, что это за цель.
Девушки целуются на марше / Надежда Бужан, Наша Ніва
Акция ЛГБТ / Svaboda
Участни(-цы) ЛГБТ-движения на марше / Svaboda
По мнению Андрея, белорусское общество пока не осознало важности проблемы прав человека и в принципе не до конца понимает, что такое эти самые права человека:

— Когда тебя задерживает ОМОН за мирные акции, а потом тебя пытают, это нарушение прав человека. Но то же самое происходит с людьми каждый день просто так. Не потому, что они пришли на акцию протеста, а потому, что с ними это могут делать. И всё.
Очень простая мысль: если тебя пи***т сейчас за этот флаг, а кого-то пи***т за другой флаг, то, наверное, нужно жить в стране, в которой за флаги вообще не пи***т никого, ни за какие.
Завалей уверен, что у участников протестных акций такое осознание уже есть. Всё же сходство в угнетении по отношению к разным группам — более чем очевидное.

Обществу необходимо просвещение. Работающее разделение властей, незыблемость прав человека и верховенство международного права. Но демократические институты — не панацея, ведь к власти могут прийти ультраконсерваторы.

Невыносимые последние месяцы жизни. Почему ещё не отменили смертную казнь


В центре Минска есть настоящий замок. Но туристы, да и сами минчане часто не подозревают о его существовании: он скрыт за высокими стенами. Сегодня Пищаловский замок, построенный в начале XIX века, — единственное место в Европе, где до сих пор применяют смертную казнь.
Пищаловский замок / Belarus.travel
Высшая мера была сохранена по итогам референдума 1996-го: более 80% высказались против её отмены. Власти и сегодня регулярно повторяют, что большинство выступает за сохранение смертной казни. Сторонники ветхозаветных порядков поднимают голову каждый раз, когда в Беларуси происходит что-нибудь жуткое. Одна из последних таких историй — когда двое парней жестоко убили учительницу.

Впрочем, в вопросе смертной казни эксперты призывают не оглядываться только на мнение граждан. Например, в 2019-м посол Великобритании Жаклин Перкинс объясняла: в Соединённом Королевстве ещё в 1965-м отказались от высшей меры, хотя большая часть британцев её поддерживала. Лишь спустя десятилетия активного просвещения и информационной работы противников смертной казни стало больше, чем сторонников.

Такой путь называют единственно верным и для Беларуси: сначала ввести мораторий, а затем объяснять населению, почему он необходим и почему высшая мера не должна применяться. Аргументов достаточно: и то, что жизнь — высшая ценность, и недопустимость принципа "око за око", и возможность судебной ошибки, и… то, как приговорённые проводят последние дни перед казнью.

Станислав Цибинский отбыл долгий срок в тюрьме. Сейчас активно помогает семьям задержанных в Гродно, а также вышедшим из тюрем. Стас рассказывает, что ему приходилось сталкиваться и с теми, кто "шёл на вышку".
Станислав Цыбинский
— Условия у них очень жёсткие. Во-первых, психологически очень тяжело. Если человека не поддерживать, то… Как правило, письмами поддерживают.

Станислав рассказывает: в тюрьмах есть психологи, но и они ходят в форме. Поэтому многие с ними говорить опасаются, даже если на душе неспокойно. Между собой заключённые не откровенничают. В итоге каждый несёт свою боль в одиночестве.

— Приговорённый всегда думает, что, возможно, его завтра-послезавтра... Постоянно человек сидит как на иголках. Такие условия невыносимы. В итоге последние месяцы жизни превращаются в пытку.

Станислав выступает за "двоякий" закон в части применения высшей меры.

— Если человек хочет сам, не может жить со своим поступком… Если он в здравом уме хочет уйти, то дайте ему — зачем мучиться. Если хочет, чтобы не применяли высшую меру, то пусть радуется хотя бы воздуху и людям, которые его окружают, даже если это милиционеры, — поясняет он свою позицию.

Парень признаёт, что общество поддерживает и жёсткое отношение к заключённым в принципе, и смертную казнь. Но добавляет: из-за насилия, через которое прошли белорусы, попавшие в изоляторы, многие начинают менять своё отношение.

Впрочем, уровень реальной поддержки смертной казни неизвестен: независимая социология в Беларуси давно уничтожена. На этом фоне, конечно, можно продолжать твердить о большой поддержке высшей меры. Иногда откровенно манипулируя и не стесняясь в выражениях: "Два подонка, иначе их не назовёшь — уже и разбои были, и наказывали их, — убили свою учительницу. […] Они её резали всю ночь".

Понятно, какую позицию навязывает такая риторика на уровне официальных лиц. Как и то, что с такими заявлениями первого лица у судов не остаётся другого выхода, кроме как выносить смертные приговоры.

Пока не коснётся — никто не поймёт. Как бороться с чрезмерной жестокостью к "наркотическим" задержанным

Лёше было 20 лет, когда его задержали — якобы за продажу наркотиков. Парню дали 10 лет. Его мама, Лиана Шуба, работает в Жлобине на рынке. Мы разговариваем вечером по телефону. Лиана признаётся, что уже устроилась удобно, смеётся. А потом рассказывает историю своего сына.
— У меня сын зависимый, я это знала и полтора года жила в этом ужасе. Я видела его в разных состояниях. Единственное, что он не позволял себе, — никогда не курил (синтетические наркотики) при мне.

Лёшу "вели" и дважды делали "контрольную закупку" — так это называется в наркоконтроле. К зависимым посылают специальных людей, которым выдают деньги (то есть наши с вами налоги), за которые "закупщики" уговаривают "жертв" продать наркотики.

Несколько раз на рынок к Лиане приходила высокая молодая женщина, Татьяна Б. Она требовала вернуть деньги, которые давала Лёше, — это была "закупщица", которой парень наркотики не привозил. Последний раз, вспоминает Лиана, она кричала на весь рынок: "Я сожгу твою точку, я посажу твоего сына, это ментовские деньги".

— После этого как она на весь рынок в нашем маленьком городе озвучила, что это ментовские деньги, у милиции, как я думаю, уже не было выбора, нужно было задерживать моего сына… Мы с ним торговали на выезде, подошли сотрудники и попросили подойти к ним в понедельник, побеседовать по поводу какой-то порнографии у него во "ВКонтакте". Я сама его в понедельник разбудила, выпроводила, сказала: "Это же милиция, надо их уважать". Больше его не выпустили.

После приговора и хождения по судам в попытках оспорить приговор мама парня стала активной участницей "Движения матерей 328" — сообщества родителей, которые пытаются добиться изменения наказания по наркотическим статьям. Она не скрывает, что сражалась в первую очередь за своего сына — как и все другие матери.
За несколько лет акций, хождения по инстанциям, встреч с чиновниками и голодовок "Мамы 328" добились изменения нижнего порога наказания. Были проведены две амнистии. В итоге Лёше уменьшили срок на три года. Сидеть ему осталось чуть меньше двух лет.

Лиана ещё на старте избирательной кампании собирала подписи за двух кандидатов, потом участвовала в митингах, была задержана.

— Это всё в нашей стране происходило, боюсь сказать всегда, но с 2014 года точно. При задержании по 328-й многих жёстко избивали. Один парень покончил жизнь самоубийством, потому что не мог пережить тех пыток, которые применяли к нему. Он маме передал: "Мама, расскажи всем об этих пытках, я не могу дальше жить, это надо остановить".
В него бросали дротики, надевали на голову противогаз, мочились на него, выбивая показания. Его достали из петли, когда он уже впал в кому, и его, 19-летнего мальчишку, в наручниках, четыре охранника привезли в реанимацию… А у матери передачу приняли, зная, что он повесился.
Всегда было это всё, и когда мы, матери, говорили об этом людям, чиновникам, как жёстко обращаются с молодёжью, как присуждают сроки по сфабрикованным делам, как незаконными способами организуют те же "закупки", как дают милиционеры и закупщики показания дистанционно и под вымышленными именами… На это не обращали внимания. Это такая система. Такое было и остаётся.

Сейчас в обществе практически не обсуждается проблема жестокости наказания по "наркотическим статьям", и Лиана находит этому простое и, на самом деле, логичное объяснение.

— Сейчас всё происходит глобально, и такие проблемы отошли на второй план. Тот уровень беззакония, который есть сейчас, касается вообще всех. Раньше он был локальный, относительно определённых слоёв населения. Ну и, во-вторых… Наша голодовка, поправки в Уголовный кодекс по 328-й статье — это позволило сократить многим ребятам сроки. То есть проблема стала не такой острой для многих. Тем, у кого дети освободились или вот-вот освободятся, нет смысла продолжать…
Сбор подписей матерями 328 / Еврорадио
Фотографии осуждённых по 328-й / matuli.org
Треть подростков в бобруйской колонии попали сюда по 328-й
Во многом отношение к наркозависимым, по мнению Лианы, обусловлено человеческой природой. Она говорит, что, пока проблема не коснётся человека, он будет относиться к зависимым — больным, по сути, людям — негативно. Большой "вклад" в отсутствие консенсуса или хотя бы какого-то примирения и понимания недопустимости чрезмерной жестокости к таким заключённым вносит государственная пропаганда.

— Учить людей стать добрее… Вот посмотрите, кого мы сейчас научили быть добрее? Это огромный труд, огромное дело. Нужна целая программа. А сейчас, например, когда по телевизору показывают два-три ролика о трагедии, которая произошла в 2014-м в Гомельской области [тогда после употребления спайсов парни вырезали другу глаза, позже они получили большие сроки, а сейчас эту историю использует пропаганда для обоснования жестокости к тем, кто идёт по "наркотическим" статьям. — Еврорадио]. Но сейчас этого нет! Таких случаев больше не было. А государство спекулирует из года в год на этом… Это тоже влияет на людей. И жертв от наркомании в тысячи раз меньше, чем от алкоголизма.

С сожалением наша собеседница констатирует аморфность в обществе. Простой пример: осуждённых по "наркотическим" статьям 20 тысяч, а в движении родителей было максимум 1,5 тысячи человек.

— А вот почему сейчас большинство людей не зарегистрированы в телеграме, не подписаны на чаты, например? Кто-то не знает, кому-то неинтересно, кто-то в силу возраста или финансового положения, кого-то всё происходящее якобы не касается… Вот у меня отец, ярый "ябатька", но когда меня задержали, он прилетел к РУВД и начал качать права так, что его чуть самого не забрали. Нужно, чтобы у людей произошло какое-то осознание. Пока этого не будет, люди не объединятся. Есть ещё лень. Плюс равнодушие, безразличие… Поэтому так всё и происходит.

Политический аналитик: на первом месте — другие вопросы
Артём Шрайбман
— Сейчас для белорусского общества на первое место вышли другие вопросы: отношение с государством, насилие, демократия, честность выборов, — говорит политический аналитик Артём Шрайбман. — Эти вопросы априори затрагивают намного больше людей, чем те, которые поднимаете вы. И соответственно, люди обращают внимание на то, что прямо сейчас актуально. Кроме того, есть понимание, что без решения базовых вопросов подобраться к решению этих будет очень сложно, потому что для этого нужна власть, которая принимает решения, базируясь на общественном мнении и общественной дискуссии, а не власть, которая никого не слушает.

По мнению эксперта, для решения многих проблем — тех же прав ЛГБТ или домашнего насилия — наличие консенсуса в обществе не обязательно.

— Большинство обществ разделены по куче вопросов, в том числе по тем, которые вы перечисляете. Посмотрите на Польшу: какие там идут споры и баталии по поводу, казалось бы, решённого вопроса об абортах. В США абсолютно не решён вопрос с правом на ношение оружия. В Европе нет никакого консенсуса по вопросам миграции, идут постоянно споры. То есть для каждой страны есть свои линии общественного раскола, которые я не уверен, что вообще преодолимы. Потому что решатся одни вопросы — общественные трения переместятся на другие. Мы этого не избежим.
Мирная акция протеста в Минске в сентябре 2020-го года / Еврорадио
Для решения спорных вопросов и элиты, и общество должны стремиться к построению институтов, которые позволили бы разрешать подобные моменты, говорит эксперт:

— И чем устойчивее институты — я имею в виду парламент, независимые СМИ, независимые суды, — тем менее опасны общественные расколы по идеологическим линиям. Потому что есть инструменты для их легитимного и общепризнаваемого решения.

При этом, считает Шрайбман, белорусское общество остаётся разделённым.

— Общество не монолитно, просто часть его сплотилась против власти — но это не значит, что после смены режима споры не возобновятся. Они возобновятся, так происходит всегда. Общество не может существовать в состоянии тотального благостного консенсуса по всем вопросам. Даже в самых развитых и спокойных обществах (например, Канаде или Норвегии) продолжаются споры.

Институты же, к созданию которых белорусы должны стремиться, должны быть незыблемыми — "даже сильнее, чем мнение большинства".

— Это вопрос изменений ценностных. Белорусское общество по запросу на демократические институты заметно обошло власть. Но это не значит, что институты сразу начнут работать на швейцарском уровне. Нас ждёт много шишек, которые набивали себе другие страны, например Украина. И поэтому нам очень повезёт, если сразу после смены режима у нас консолидируется демократия. Вероятнее другой вариант: когда будет долгий переходный период, некий гибрид демократии и авторитаризма. Конечно, это воля случая. Но в обществе ещё нет, как мне кажется, стопроцентного единства даже по вопросу демократии.

При поддержке "Медиасети"
Made on
Tilda