Дом. Он есть у каждого из нас. Родительский дом, в котором прошло детство и юность. Наш собственный дом, в котором мы учились быть самостоятельными и начали строить свою жизнь.

Вспомните сейчас, какой он — ваш дом. Звуки, тени, запахи. Уютное кресло и мурлыкающая беззаботная кошка, лениво провожающая вас на работу. Тихо гудящий компрессор аквариума на столе. Фиалки на подоконнике с сиреневой копной только что распустившихся цветов. Фотографии на полках и любимые книги, терпеливо ждущие очередной неспешной беседы с вами.

А теперь представьте себе, что стоите на пороге своего дома, а за вашей спиной маячат чужие люди в камуфляже и с оружием в руках. Они торопят вас и тянут за руки, кричат, что у вас есть буквально минута, чтобы взять самое необходимое.

Вам скажут, что это ненадолго, но где-то в глубине души вы понимаете — врут. Но вы так хотите, чтобы вам сейчас соврали. Потому что невозможно поверить, что в ваш дом пришла война. Она обнулила вашу жизнь. И вы еще не осознаете, что не будет больше тех звуков и тех привычных запахов. Ваш дом, ваша крепость и защита смяты в одночасье. И вы, с паспортом, в старой курточке и стоптанных домашних тапках стоите посреди этой пугающей, звенящей пустоты, чтобы еще через мгновение сорваться и без оглядки бежать от войны.

Широкино, село под Мариуполем на берегу Азовского моря, — единственное из всех населенных пунктов зоны АТО на востоке Украины, куда жители после эвакуации так и не вернулись.

Мы поехали в Мариуполь, где осела основная часть широкинцев — около 1000 человек (по официальным данным). Несколько семей согласились рассказать нам свои истории. Кто-то сделал это впервые, кто-то решился говорить лишь потому, что время немного залечило их раны.

В Украине за последние 3,5 года по официальным данным появилось более 1,5 млн переселенцев. Это крупнейшая внутренняя миграция населения в Европе со времен Второй мировой войны.

Первый раз Широкино попало под жесточайший обстрел 4 сентября 2014 года. До этого здесь слышали лишь отзвуки вооруженного конфликта, знали, что в соседние населенные пункты зашла военная техника. И вот война вторглась и в дома местных жителей.

Следующая массовая эвакуация широкинцев случилась в феврале 2015 года. Тогда на улицах села начались ожесточенные уличные бои между украинскими военными и добровольческими батальонами с одной стороны и вооруженными сепаратистами и российскими военными с другой.

Именно в те дни большинство жителей вынуждены были в срочном порядке покинуть село. Отъезд был настолько скоропалительный, что они бежали буквально кто в чем был.

Небольшое подвальное помещение на улице Пашковского в Мариуполе пустует. Обычно тут людно по четвергам, — широкинцы приходят сюда каждую неделю, чтобы обменяться новостями.

Нас встречает Валентина Логозинская, одна из жительниц села. Она старательно подметает пол, говорит, что завтра к ним должны приехать «Врачи без границ», тут же сообщает, что именно эта организация помогла сделать в подвале ремонт.

Показывая помещение, где два раза в месяц врачи проводят медосмотр, она добавляет: «Тут сидят не то, чтобы больные, но униженные и разбитые». По ее словам, на утренние собрания широкинцев приходят в основном пенсионеры, потому что молодежь в это время работает.

Еще одна пенсионерка, Людмила, не хочет называть фамилию, просит не снимать ее, но от разговора не отказывается. Вместе с Валентиной они вспоминают, как на их глазах случился тогда еще неосязаемый никем раскол: как «дэнеэровцы» приходили в сельский киоск за сигаретами, словно это были не вооруженные люди, а проезжие, случайно оказавшиеся в Широкино. А в это же время украинские военные уже строили укрепрайон на территории одного из местных детских летних лагерей. «Готовились», — говорят пенсионерки.

У нее в гостях была на каникулах 9-летняя внучка, вспоминает Логозинская, она играла на улице. И вдруг рядом с домом появилась военная техника. «Я смотрю в окно, а там дула! Бегают, ищут. Ничего не пойму, — говорит она. — А за домом поставили треногу и какую-то штуку и целятся! До этого они просто ходили с автоматами, ну, что делать, такая жизнь была, мы на это не могли повлиять никак! Они («денеэровцы») до этого даже предлагали уголь нам привезти. А я им говорила — не надо мне помогать, ты мне поможешь, когда стрелять перестанешь».

В феврале 15-го в селе начались уличные бои. Во двор к Валентине Логозинской прилетел снаряд. А Людмила рассказывает, как 14 февраля у нее на глазах погиб ее муж. Тогда прямо напротив дома в окне вдруг появился БТР. «И это секунды, меня откинуло, огонь был такой — уух! А ему сразу полголовы», – вспоминает она.

Даже похоронить тело из-за обстрелов смогли не сразу, — Людмила и ее родственники вынуждены были прятаться в подвале. Закопали в палисаднике только на следующий день, а 18 февраля выехали. «Снаряды уже летали туда-сюда, страшный сон», — рассказывает Людмила. Добиваться эксгумации тела мужа ей пришлось больше года, — никто из-за постоянных обстрелов не хотел ехать в Широкино и забирать тело.

Когда в конце концов объявили эвакуацию, услышали об этом далеко не все; но тем, кто выезжал, украинские военные велели ничего не брать, жителей уверяли, что это дня на три.

Уезжать было страшно, но и оставаться — невозможно, признаются пенсионерки. Многие дома к тому времени были разбиты, широкинцы прятались по подвалам, но когда ударили морозы, стало понятно, что выбора нет, надо спасать жизнь свою, своих детей и стариков. «Что брали? Маленькую сумочку с документами. И с чем уехали — с тем и остались», — говорит Валентина Логозинская.

Еще одна жительница Широкино, Елена (имя изменено по просьбе героини), говорит, что несмотря на заверения военных, уже 16 февраля въезд в село для тех, кто эвакуировался, был закрыт. В Широкино еще оставались жители; до марта досидели те, кого называли «коровники», — они ждали отела коров. Но потом отвязали скотину и тоже уехали. Коровы, рассказывает Елена, разбрелись по округе. Одни подорвались на минных полях, других убило при обстреле. Но некоторым повезло — они дошли до соседних сел, где их приютили люди.
Последнюю группу широкинцев, не больше двух десятков человек, буквально насильно вывезли в июне 2015-го в подконтрольный сепаратистам Новоазовск. Оттуда их уже в Мариуполь забирали родственники.

Хотя въезд в село после февральской эвакуации был закрыт, некоторые на машинах первое время прорывались туда на свой страх и риск. Александр Глуцкий вместе с младшим братом тоже решили попробовать, — их родители Нина и Василий Глуцкие также, как и большинство односельчан, едва успели схватить паспорта, когда украинские военные заставили их срочно покинуть дом.

6 марта братья сели в машину и поехали в село. На украинском блокпосту их пропустили, но затем дорога оказалась перегорожена. Кто-то открыл огонь. Машину развернули, но одна пуля задела позвоночник и пробила легкие Александра. Он выжил, год провел по больницам, но врачи после нескольких операций развели руками: теперь он прикован к инвалидному креслу.

Младший брат с семьей уехал в Россию, к родственникам жены, — подальше от войны. За Александром присматривает мать. А отец семейства, Василий, только что закончил лечение, — несколько месяцев назад у него было подозрение на туберкулез, который, впрочем, не подтвердился, но совсем выбил семью из колеи: Глуцкие вынуждены были жить на пенсию Нины по выслуге лет (она — школьный учитель) и пенсию по инвалидности, которую назначили Александру.

Правда, их пустили пожить в частном доме люди, которые временно уехали из Мариуполя. Но оформить договор и, соответственно, претендовать на субсидию, чтобы платить за коммунальные услуги меньше, семья не смогла. И если летом они еще тянули «коммуналку», то зимние счета оказываются неподъемными.

По словам Елены, официальная возможность побывать в селе после эвакуации, да и то не для всех жителей, представилась в октябре 2015 года. Она сама попала домой 19 октября. Тогда открылся коридор и в течение 10-15 дней широкинцы могли заехать в село. Но потом произошел несчастный случай: двое местных жителей подорвались на растяжке. «И с того времени для нас дорога домой была опять закрыта», — вспоминает Елена.

Тогда, в октябре, она смогла пешком пройти через все село. Признается, что была раздавлена и шокирована от увиденного. «Это был ужас и кошмар – чужая земля, другая планета. Планета нечеловечности, жестокости, одним словом — страшно. Мое любимое, цветущее, благополучное село стало неузнаваемым, — вспоминает она. — Но еще много домов и коммуникаций были целыми, дворы и дороги заросли травой высотой до 2-х метров. Но если бы в октябре 2015 года все закончилось, и мы вернулись домой, восстановить село было бы реально».

Она рассказывает, как ее внучка восприняла новость о том, что их дом сгорел. «Подбежала ко мне и кричит: «Так не бывает, дома не горят! Там мои платья, мои игрушки!» — рассказывает Елена. Оказалось — горят. Теперь одна маленькая книга, чашка и ложка, которые нашли в разгромленном войной дворе, — это все реликвии, оставшиеся Елене от прошлого.

Широкинцы с обидой говорят о том, что иногда слышат от жителей близлежащих сел о том, что они сами виноваты, потому что «бросили свое село».

«А как было не уехать? — со слезами рассказывает нам свою историю еще одна переселенка, Рита Нуйкина. — Сидишь, сверху все сыплется, а ты думаешь: не может такого быть, сейчас я проснусь — и все закончится. А завтра на работу! И идешь на огород, ищешь связь, а там, говорят, снайпера сидели, представляете? (...) С тобой это происходит, а ты этому не веришь».

Когда Широкино осталось без света, вспоминает она, их спасал генератор — соседи приходили зарядить телефоны и взять воды из скважины. Но в конце концов семья Нуйкиных сдалась — их дом стоял на краю села и улицу постоянно обстреливали. «Уходили, стены поцеловали, попрощались с домом, как с живым человеком, прощенья попросили — прости, нету больше сил оставаться», — рассказывает Рита.

Все, что смогли они забрать из дома, который в скором времени заняли сепаратисты, — это стиральная машина, табурет да несколько кастрюль.

Жизнь, признается она, разделилась на до и после. Им пришлось отдать все, что было и в какой-то мере помочь остановить войну там, на широкинском рубеже, считает Рита. Однако никто не делает широкинцам скидку, они — лишь капля в море других переселенцев. Рита признается, что сегодня многие процедуры, через которые им приходится проходить, выглядят унизительно.

По ее словам, лишний раз кому-то говорить, что ты из Широкино, не хочется, потому что даже те, кто живет в Мариуполе, не знают, что село закрыто для въезда, а значит, не понимают до конца, в какой ситуации оказались жители села. «Когда скажешь, что из Широкино, сразу такой взгляд вопросительный: так а что там у вас, вы вообще туда не ездите? Люди ничего не знают», – говорит Рита.

Елена подтверждает, за те 2,5 года, что прошли после эвакуации, найти правду и защиту хоть в какой-то инстанции или ведомстве их общине пока не удалось. Широкинцы создали общественную организацию «Спасение Широкино», от имени которой стучат во все двери, считая, что как граждане Украины, пострадавшие в результате АТО, они по закону имеют право на государственную компенсацию ущерба. «Ответ один: законов нет и мы должны обжиться на минимальные зарплаты и пенсии», — говорит Елена.

Пока на все просьбы дать разрешение на въезд села они получают отказ с формулировкой о том, что «село Широкино внесено до населенных пунктов, расположенных на линии соприкосновения», а значит, здесь права и свободы граждан могут ограничиваться. Учитывая тот факт, что «на линии соприкосновения систематически происходят провокации с применением оружия», возможности безопасного доступа к собственности у широкинцев пока нет, — отвечают жителям.

По словам Елены, они обращались в пять инстанций: к руководителю группы украинской стороны СЦКК (Совместный центр по контролю и координации вопросов прекращения огня и стабилизации линии разграничения сторон —ред.) , к руководителю представительства ВС РФ в СЦКК, к начальнику СБУ Донецкой области, к миссии ОБСЕ Донецкой области, в департамент по вопросам гражданской защиты, мобилизационной и оборонной работы в Донецкой области с просьбой организовать проезд в село, если не всем жителям, то хотя бы группами по 3-4 человека с улицы в свои дома, чтобы забрать документы, фотоальбомы и увидеть своими глазами степень разрушения домов.

Широкинцы с возмущением говорят о том, что в село могут попасть и представители международных организаций, и волонтеры, и журналисты, капелланы и даже байкеры, но только не местные жители. «У нас вот такая стопа писем, где нам отвечают: в целях безопасности въезд на территорию села запрещен», — рассказывает Елена.

На сегодняшний день, говорит Елена, еще одна проблема в том, что у широкинцев нет администрации, поэтому много проблем остаются нерешеными. Архив села вывезен в город Волноваху в апреле 2017 года и юридическую силу он приобретет после описи через год.

По словам нынешнего руководителя группы Гражданско-военного сотрудничества оперативно-тактической группировки (ГВС ОТУ) «Мариуполь» Александра Рудыка, широкинцы могут написать запрос на имя командира ОТУ и попросить провести фотофиксацию — сфотографировать разрушенный дом, а также попросить вывезти то имущество, которое могло уцелеть.

В сопровождении этой группы мы смогли ненадолго попасть в Широкино. Оно выглядит брошенным и каким-то растерянным, как будто само не может поверить в то, что людей здесь больше нет. Улицы разрушены настолько, что даже дома идентифицировать непросто, — на месте некоторых остались лишь груды кирпича. По оценкам военных, здесь нет ни одного здания, в которое не попали бы снаряды, что уж говорить о каком-то уцелевшем имуществе.
Военные говорят, что село обстреливают каждый день — тут фиксируют по 4-5 «прилетов» со стороны сепаратистов. Наше недолгое пребывание в селе тоже не остается без внимания, — начинается обстрел и мы вынуждены в срочном порядке покинуть населенный пункт.

Впрочем, некоторым широкинцам, все же, повезло и пока село не было окончательно разграблено и разбито, представители ГВС ОТУ спасли хоть какие-то остатки их добра.

Улыбчивая Наталья Логозинская, с которой мы встречаемся в Мариуполе в киоске, где она продает итальянские сендвичи, панини, рассказывает, как уговорила украинских военных проверить, что можно забрать из ее разбитого в Широкино магазина. Наталье военные привезли холодильник.

Семья Натальи — она с мужем и двое сыновей — также бежали от войны. До этого посидели в подвале, а выбирались под обстрелами и даже когда оказались в безопасном месте, под домом своих знакомых в Мариуполе, по словам Натальи, полчаса не могли от пережитого шока выйти из машины.

С тех пор было всякое: одолжив денег, они ездили на заработки в Австрию на сбор капусты, но продержались там недолго, муж Натальи вернулся в Украину через полтора месяца, а она сама — через 2,5. Заработать не удалось, еще и остались должны. Наталья признается, что после этой авантюры долго не могла заставить себя выйти из дома из-за нахлынувшей депрессии. Но потом смогла взять себя в руки, начала искать гранты для переселенцев, пошла на обучающие курсы. В конце концов благодаря гранту в 18 200 грн (примерно $670) от Международной организации по миграции, она открыла в Мариуполе сначала один киоск с панини, а затем другой.

Таких, как она, оптимистов среди широкинцев немного. Особенно тяжело приходится пенсионерам: 77 людей пожилого возраста умерли уже после эвакуации. За время военных действий в Широкино местные также потеряли 15 односельчан убитыми.

Впрочем, есть у общины и оптимистичные цифры: за это время была сыграна не одна свадьба, родилось около 30 детей, а в этом учебном году у широкинцев 12 первоклассников пошли в Мариуполе в школу.

Но пока дети шагают в будущее, старшее поколение все еще держится за прожитые годы и воспоминания, ведь это все, что у них осталось. Кто-то и по сей день с балконов многоэтажек в мариупольском микрорайоне Восточный сквозь дымку видит, как обстреливают их Широкино, как там горят остатки домов. Другие вглядываются в найденные в СМИ и интернете фотоснимки улиц, сравнивая разрушения 2015-2016-2017 годов. И все они хотят одного — вернуться домой.
И пусть война напрочь выбила из них дух, кажется, что силы у этих людей еще найдутся. Сегодня им нужно так мало и так много одновременно — вернуться на родной порог, чтобы снова обрести дом и залечить раны.